Лючия, Лючия

— Рада знакомству с тобой, Мария Грейс. Когда ты подрастешь, мы будем ходить на бродвейские спектакли и делать прически в лучших парикмахерских Мы накупим разных туфелек и сумочек, а ногти покрасим ярко-красным лаком, — шепчу я. — Пусть Бог пошлет тебе долгую счастливую жизнь.

Я целую свою племянницу и отдаю ее Розмари.

Я ощущаю запах кожи ребенка, вижу лицо Розмари и чувствую в своей душе мир и покой. И от всех этих эмоций начинаю плакать. Это такое редкое и прекрасное событие, что я просто не могу сдержать слез. Мне хочется навсегда сохранить этот день в своей памяти, потому что рождение первого ребенка моего самого старшего брата бывает только раз в жизни. Будут и еще дети, думаю я про себя. Еще, еще и еще.

Роберто остается с Розмари в больнице. Когда мама, папа, я и все Ланселатти возвращаемся домой, то не верим собственным глазам. Мои братья, которые ни разу не помогли накрыть на стол и не вымыли ни одной тарелки в жизни, уже сервировали стол лучшим маминым сервизом. Поставили в ряд несколько свечей, а в центре — небольшой букетик розовых гвоздик в хрустальной вазе. Мне кажется, что шутить по этому поводу не стоит, потому что за такое дело они достойны только похвалы. Анджело разлил по бокалам шампанское и теперь раздает их нам.

— За Марию Грейс! — предлагает тост Орландо.

— Пусть растет здоровой и сильной! — дополняет мистер Ланселатти. — Cent' anni![33]

Ужин проходит весело, мои братья возятся с младшими братьями Розмари и подшучивают над ними. После десерта они идут в сад, Анджело и Эксодус кружат их, а потом Орландо рассказывает им страшные истории. Младшая сестренка Розмари остается с нами, чтобы помочь убрать на кухне. В конце этого прекрасного вечера миссис Ланселатти просит моих братьев привести ее детей. В Бруклин они поедут на поезде, но сначала зайдут в больницу Святого Винсента пожелать спокойной ночи Розмари, Роберто и Марии Грейс.

Какой удивительный день, размышляю я, поднимаясь в свою комнату. Пять лестничных пролетов, по которым я обычно взлетаю моментально, надо бы увеличить вдвое, чтобы я успела все обдумать: Джон Тальбот, его мать, океан, а теперь еще моя племянница. А ведь завтра свадьба Рут! Переодевшись ко сну, я бросаю взгляд на книгу, которую намеревалась начать читать сегодня, и заключаю, что у меня еще будет много свободного времени, чтобы сделать это.

Я забираюсь в кровать. Комната залита желтым светом уличных фонарей. Мне вспоминается Сильвия О'Киф из «Кридмор» и как она была счастлива видеть своего сына. Как-то мы с Рут шили платье для молодой девушки, у нее была некрасивая фигура, ни то ни се, и никакая одежда не могла бы скрасить это; но мы обнаружили, что красивой ее делает какой-то внутренний свет. Когда людей переполняет любовь, то красивее их нет на свете.

Прежде чем заснуть, я молюсь за Марию Грейс, чтобы все в ее жизни было так, как она хочет, чтобы она выросла сильной, высокой, и чтобы у нее была большая мечта. Потом я благодарю Бога, что послал мне племянницу. После стольких лет так здорово, что в нашем доме появилась еще одна девочка, которая будет помогать мне мыть посуду.

Глава 6

После самой волнительной в моей жизни субботы я смогла не только сохранять бодрость на протяжении всей свадьбы Рут, но и подбадривать остальных. Меня вытянули в центр круга танцевать хору, традиционный еврейский танец. Не хватит всех пальцев, чтобы сосчитать, сколько раз я танцевала с Рут, с кузинами Харви, с Делмарром.

Всю следующую неделю я чувствовала себя одиноко. Возможно, потому что Рут уехала в свадебное путешествие, но, по правде сказать, я была расстроена тем, что Джон так и не позвонил мне.

В первый день возвращения Рут говорит, что я слишком часто хожу проверять доску сообщений о звонках в наш отдел.

— Он не позвонит, Лю. Успокойся.

— Не могу. Я по нему соскучилась.

— О, пожалуйста. Как тут можно соскучиться? У вас было всего одно свидание, поездка в больницу к его матери. Ради бога, может тебе безо всяких там ухаживаний взять и выйти за него замуж? Такой же скучной будет моя ближайшая суббота. Не успели мы вернуться из путешествия, как уже должны «провести время с мамой».

— Лючия, Рут, зайдите на минутку, — зовет из примерочной Делмарр.

Когда мы входим туда, Рут присвистывает от восторга.

— Откуда они? — спрашивает она, обходя вокруг вешалки, на которой висят на плечиках три платья, завернутые в прозрачную ткань.

— Из Парижа.

— Не может быть, — качает головой Рут.

Я осторожно снимаю ткань с одного из платьев. Белого цвета, оно сконструировано настолько безупречно, как будто этим занимался архитектор. Две изящного кроя шелковые полосы подшиты к плотно облегающему фигуру атласному лифу с искусным узором в стиле эпохи итальянского Возрождения: череда полос золотого и белого шелка, напоминающая окрас шмеля. Вдоль правого шва юбки вверх до лифа мастерски пришиты бело-золотые шелковые бабочки. Отделка левой части лифа выполнена в виде одной большой бабочки такой же, как и маленькие. Мне просто необходимо узнать имя автора этого шедевра.

— Кто это сделал?