Люди

А третья причина была в том, что неандертальцы большую часть своих энергетических потребностей удовлетворяют чистой солнечной энергией, благодаря чему небеса в их мире гораздо прозрачнее.

Мэри дожила до тридцати восьми лет, ни разу в жизни не видев северного сияния. Вряд ли она вернётся в Северное Онтарио в обозримом будущем, так что сегодня, возможно, у неё был последний шанс наслаждаться волнующим морем небесных огней.

И она упивалась этим зрелищем.

Понтер говорил, что некоторые вещи одинаковы на обеих версиях Земли: крупные детали географии, большинство видов растений и животных (хотя в мире неандертальцев, никогда не убивавших больше, чем требуется для пропитания, до сих пор жили мамонты и моа), общее устройство климата. Но Мэри – учёный: она разбиралась в теории хаоса, знала, как взмах крыльев бабочки может изменить погоду на другом конце света. Разумеется, из того, что небо чисто и безоблачно на этой Земле, никак не следовало, что то же самое верно для мира Понтера.

Однако если погодные условия всё-таки совпали, то, возможно, Понтер сегодня тоже смотрит на ночное небо.

И возможно, думает о Мэри.

Понтер, разумеется, увидит те же самые созвездия, пусть и называет он их по-другому; ничто, происходящее на Земле, не в силах изменить пути далёких звёзд. Но будет ли северное сияние таким же? Имеют бабочки или люди какое-либо влияние на хореографию небесных огней? Возможно, они с Понтером смотрят на одну и ту же картину – развевающиеся световые полотнища и протянувшиеся поперёк них семь звёзд Большой Медведицы (или, как он их называет, Головы Мамонта).

Да, он запросто может сейчас смотреть на те же переливы света, что и она, на вот эту волну, что пошла налево, на тот же…

О Господи!

У Мэри отвисла челюсть от удивления.

Световой занавес расходился посередине, словно лист аквамариновой папиросной бумаги, который разрывают гигантские невидимые руки. Разрыв удлинялся и расширялся, начавшись в зените и уходя к горизонту. Мэри не видела ничего подобного в тот, первый раз, когда смотрела на северное сияние.

В конце концов полотнище разделилось надвое, словно Красное море перед Моисеем. Какие-то искры – хотя вряд ли это были именно они – заполняли пространство между половинками. А потом правая половина словно бы завернулась вверх, как штора на окне поезда, по мере подъёма меняя цвет – зелёный, синий, фиолетовый, оранжевый, бирюзовый…

Небо вспыхнуло всеми цветами радуги, и вся правая сторона северного сияния пропала.

Оставшаяся половина теперь бурлила и закручивалась, словно всасываемая в отверстие в небосводе. Кружение ускорялось, от него разлетались брызги холодного зелёного пламени.

Мэри заворожённо смотрела. Пусть она всего лишь во второй раз видела северное сияние, но фотографии в книгах и журналах попадались ей на глаза довольно часто. Она знала, что фотографии не дают полного представления; знала, что северное сияние волнуется и дрожит.

Но такого она никак не ожидала.

Светящийся вихрь продолжал сжиматься, становясь всё ярче, и, наконец, с лёгким хлопком – или, может, он ей просто почудился – исчез.

Мэри отступила назад и упёрлась в холодный металл своего взятого напрокат «Додж-Неона». Внезапно она осознала, что не слышит звуков ночного леса: насекомые, лягушки, совы, летучие мыши затихли, словно все они тоже наблюдали за происходящим в небе чудом.

С колотящимся сердцем Мэри залезла обратно в машину; в голове металась одна мысль:

«Интересно, это так и должно быть?»

Глава 2

Журард Селган поднялся с седлокресла и ходил вдоль периметра круглого кабинета, пока Понтер Боддет рассказывал ему о своём первом визите в мир глексенов.

– То есть в ваших отношениях с Мэре Воган остался элемент неудовлетворённости? – спросил Селган, возвращаясь на своё место.

Понтер кивнул.

– Отношения часто остаются невыясненными, – сказал Селган. – Было бы здорово, если бы в данном случае это было не так, но, без сомнения, в вашей жизни уже случались отношения, которые закончились не так, как вам бы хотелось.

– Да, – очень тихо согласился Понтер.

– Вы подумали о ком-то конкретном, не правда ли? – уточнил Селган. – Расскажите.

– Моя партнёрша, Класт Харбен, – сказал Понтер.

– Ах. Ваши отношения с ней завершились? Кто инициировал разрыв?