— Я не раз тебе говорил: ты был командиром отделения — я орудия. Пока не наберу отделения из пленных, о побеге речи быть не может. Кроме того, надо изучить обстановку и элементарные слова разговорной финской речи, без которой движение по чужой стране будет затруднено.
— Где их наберешь, когда в лагере боятся открыто сказать о побеге?
— Право, чудак же ты Шаев! Кто думает бежать, тот во всеуслышание не говорит об этом.
И Громов начинал перечислять по фамилиям военнопленных, которые, по его мнению, не откажутся бежать. Шаев качал головой и говорил:
— Все это не то…
— Что не то?
— Я просто так, про себя говорю, кто-нибудь опередит нас, тогда охрана будет относиться строже.
— В этом ты прав, но, тем не менее, своего мнения не изменяю, — сказал Громов.
— В данный момент я агитирую рабочих, чтобы они волком не смотрели на пленных, а понемногу помогали — работа благородная, не правда ли?
— Зачем это нужно? Мы убежим, спасибо никто не скажет!
Громов внимательно посмотрел на Шаева, тот, не выдержав взгляда, отвернулся. Шаев не боялся Громова: он был физически силен, но тяжелый, пронизывающий насквозь человека взгляд косых глаз с монгольской прорезью смущал его, и он терялся, не находил слов для продолжения беседы. На другой день повторялось тоже.
Хотя военнопленные и прозвали Громова «лодырь», они убедились вскоре, что сближение его с рабочими улучшает отношение финнов к русским. Рабочие стали охотнее вступать в разговоры с ними, интересоваться жизнью в Советском Союзе, работе, и рассказывать о своем тяжелом положение. Вскоре в Янискосках вошло в обычай рабочих приносить хлеб и картофель для пленных, не смотря на запрещения финского начальства.
Если положение в плотницкой бригаде улучшилось, благодаря финнам и шведам, то в остальных оно было катастрофическим, особенно у бетонщиков. После работы Громов обходил бараки военнопленных, слушал новости, беседовал и предлагал установить очередность работы на тяжелых объектах. Кто-то донес начальнику лагеря и, как обычно не было существенных доказательств, военнопленных предупреждали, что если они не прекратят агитацию, то будут расстреляны. Так поступили и с Громовым.
— В лагере делать больше мне нечего, — заявил Громов и после отбоя незаметно пробрался в 23 барак к сержанту Шаеву.
Сержант Шаев в первые дни войны, во время разведки, отстал от своего отделения. Его не дождались, полагая, что он погиб, пока на передовой не услышали финское радио с обращением Шаева к роте. Бойцов своего отделения он называл по фамилии и призывал переходить на сторону финнов. Сержант Шаев был разжалован и присужден заочно к расстрелу. Испытав все «прелести» плена, он решил бежать. О прошлом его в лагере не знали. Умея хорошо разбираться в людях, Шаев для предполагаемого побега избрал Громова и Орлова. Первый нужен был ему как храбрый человек, который не оставит в беде, находчивый и решительный, умевший ориентироваться в любой обстановке. Шаев скрыл от него, что бежать он хочет не на родину, а в Швецию, так как боялся отказа Громова. Поэтому он усиленно обрабатывал второго, чтобы в трудную минуту не остаться одному.
Орлов бежать соглашался, на не мог понять причины, почему Шаева тянет в нейтральную страну.
— Бежать из лагеря я согласен в любое время, — говорил Орлов, когда подошел к ним Громов, — но почему мы должны следовать в чужую страну?
— Сотни раз твердил тебе: на родине нам не простят! — раздраженным голосом отвечал Шаев.
«— Приятная новость», — подумал Громов и, затаив дыхание, насторожился.
— Всякий знает, сдались мы не добровольно…
— Попробуй доказать! Тебя спросят: почему ты не застрелился?
— Пусть сразу нам не поверят и не пошлют обратно на фронт, но со временем выяснится, — продолжал настаивать на своем Орлов.
— Не правда! — перебил Шаев, — я больше чем уверен, если нас не расстреляют, то сошлют на Колыму, а там смерть…
— Мне это не верится!
— Допустим, я ошибаюсь, зато другое: во-первых, мы не уверены в победу Советского Союза, во-вторых, до родины дальше, чем до Швеции и опаснее. Линию фронта нам не перейти. А главное то, что после войны из нейтральной страны будет легче вернуться на родину в любом положении: победит Советский Союз — у нас есть оправдание: мы бежали из плена; победят немцы — мы бежали не в Россию, а в нейтральную страну, чтобы не воевать против них.
Громов долго сдерживал себя, чтобы не подойти к Шаеву и упрекнуть его за обман, но когда услышал последние слова, не выдержал и схватил Шаева за ногу и стащил с нар.
— Подлец! Легкий путь ищешь и других в заблуждение вводишь! — крикнул Громов и ударил Шаева в лицо.
Пленные, услышав скандал, проснулись и первое время подумали, что Громов пришел после отбоя с целью воровства, принялись его бить. Шаев побоялся, что Громов расскажет им причину ссоры, заступился за него, объяснив, что драка произошла на почве личных счетов.
9. Побег из бригады.