Люди без имени

«Все они смелые, храбрые как львы, — подумал Маевский. — Грудь моряков украшают ордена и медали, но они сражаются не из-за наград и чинов, славы и тщеславия, а из-за чувства долга перед родиной, но и страна умеет ценить заслуги рядовых и отмечать героев».

Поправляя волосы, выбивающиеся из-под каски, он продолжал смотреть на своих моряков, товарищей, с которыми пережил не одно сражение, вместе с ними штурмовал линию Маннергейма в прошлой войне. Из всего отряда десятка два было призывников 1940 года. За короткий промежуток времени и они сумели показать свое мужество и уменье воевать.

Сорокин и пулеметчик Плеханов, старые моряки и неразлучные друзья, обсуждают положение на фронте и делают пометки на карте. Остальные оживленно беседуют. До Маевского долетают отдельные обрывки фраз. В первую минуту Леонид решил объявить о приказе отступать, но, застав их за мирной беседой и обыденными делами, раздумал:

— «Подадут сигнал — скажу. Собираться им недолго — стал, отряхнулся от земли и пошел».

Сигнал отступления не заставил себя ждать. Войска покинули еще один маленький город. Отступление … Отступление… Горят села, разрушаются города. Не один десяток километров земли родной покинут. Цветущая земля под сапогами каннибалов двадцатого века. У них нет ни жалости, ни чувства сострадания. Они как дикари уничтожают все, что составляет гордость чужой страны.

Сторонка родная, часть великой страны, можешь ли ты спокойно смотреть и терпеть варваров на своей земле?! Нет!

И люди с суровыми лицами, но с уверенностью вскоре отомстить врагу, молча уходят на Восток.

В селениях, городах, поселках — повсюду, где проходят войска, со скорбными лицами их провожают женщины, дети, старики. Во взглядах печаль, порою немой упрек. Иногда до слуха доносятся истерические крики, мольбы, надежды: «Родные! Не уходите! Защитите нас!»

«Мы отступаем, но скоро вернемся, чтобы никогда больше не уходить», — говорил Маевский. Так говорили все. В этом они были уверены — это было надежным утешением людей, остающихся на муки врагу.

Оставить город требовала обстановка; войска не побежали в панике, а ощетинились тысячами штыков, готовые встретить врага не следующем рубеже и отомстить за товарищей и поруганную землю.

Отряду Маевского не пришлось окапываться, как было раньше, при занятии новой обороны. Он на машинах был спешно переброшен под Нарву, где шли ожесточенные и кровопролитные бои. Моряки с ходу вступили в бой. Авиация противника непрерывно бомбит. Не смолкает орудийная канонада. Ни на минуту не замолкает пулеметная трескотня. Земля стонет.

Маевского легко ранило в ногу. Поехать в госпиталь он отказался. Его примеру последовали многие. Нога загноилась и опухла, но он, скрепя сердце, сдерживает боль.

Стояла неимоверная жара. Воздух согрет палящими лучами солнца. Дышать нечем.

Моряки отступали к Таллинну. Наконец, заняли оборону на его подступах. Последний рубеж. Дальше начинался город — и там море.

Участок обороны Маевского возле самого залива. Море вздрагивает от взрывов и фонтаном выбрасывает брызги, которые тысячами мелких капель разлетаются в воздухе; освещенные теплыми лучами солнца, они снова падают в море, и на их месте остаются лишь мелкие пузырьки, которые вскоре лопаются; и оно становиться на время гладким, поглощая лучи солнечного света. Солнце светит, любуясь природой и спокойным морем. Но шквал орудийного огня не смолкает и в клочья рвет землю и временами нарушает покой моря.

Враг лезет неудержимо и нахально к Таллинну. Запомнился Маевскому тяжелый день жестоких боев: погиб Вася Сорокин, так и не узнав о высокой правительственной награде; героически погиб санинструктор Шпурик, на его место встал Михаил Коржов; потерял зрение пулеметчик Плеханов. Тяжело перенесли смерть храброго и любимого командира морской бригады, — всю жизнь отдавшего служению армии с начала ее организации, — полковника Костикова. Вечная слава и память простому русскому человеку-воину!

Храбро держались защитники Таллинна, но город пришлось покинуть, а войска эвакуировать. Солдату не говорят, почему отступают; он только знает: командование решило — значит правильно.

Только незначительная часть бойцов, в том числе и отряд Маевского, прикрывавший отступление, остались в тылу. Необходимо было по вражеским тылам пробираться к своим — в Ленинград. Прорываясь сквозь заграждения неприятеля, Маевский с отрядом продвигался вперед. То удалялись глубоко в лес, где под шелест листвы спокойно отдыхали до ночи, то подходили к морю и обсуждали свое положение. Море — гладкий путь для матроса, его стихия; лучше погибнуть в море или около него, обнявшись с ним навечно, чем сдаваться на милость победителям. Они подходили к морю, чтобы найти шлюпку или лодку — ни одной хотя бы разбитой шлюпки: видимо, крепко поработали наши при отступлении, лишь море лениво лижет песчаный берег набегавшими волнами. Они не спеша вползают на песок, еще медленнее сходят, оставляя после себя мелкие ракушки и морскую траву.