Люди без имени

— Хотите, я вам песню спою! — говорит начальник на русском языке. Громов поспешил скрыться с глаз. Военнопленные заметили, что начальник пьян. О том, что он говорит по-русски, никто не предполагал. Зазвучал бас: «Бывали дни веселые, гулял я молодец»… После окончания он снял шапку и, протягивая руку к военнопленным, проговорил:- Кладите, кто сколько может!

Русские ошеломлены встречей. Это не шутка. Перед ними стоит лейтенант финской армии с протянутой рукой и просит подаяния.

Солдатов полез в карман, но долго не мог найти подходящей бумажки — вытащил сотню.

Лейтенант с улыбкой посмотрел на него и спросил: — Сколько жертвуешь?

— Десять, — ответил Солдатов, — не надеясь получить сдачи, но лейтенант аккуратно отсчитал девяносто и отдал Николаю.

Посыпались в шапку монеты всех достоинств, а он продолжал стоять, понурив голову.

— Низко опустились, господин лейтенант, не подобает гордому финну! — сказал Леонид, бросая последние деньги в шапку.

— Вам следовало бы дать в морду, молодой человек, но вы правы: лейтенант Блинов пал низко и недостойно ведет себя. Выпить хочу — русская натура сидит в моей душе, — а денег нет. Водкой утоляю все страсти. Думаете, мне легко, офицеру, просить у нищих? Но все же легче, чем у финнов! Отец продал совесть финнам, эмигрировав в 1921 году, а нищий сын, сейчас рассчитывается за грехи отца.

Блинов пересчитал деньги (их было достаточно на бутылку немецкой водки) и спешил уйти из барака, но уйти, не сказав военнопленным ничего, было неудобно. Поэтому он начал интересоваться жизнью в лагере, наконец, спросил: — Кто есть из Великих Лук? Земляком оказался Громов, хлопая его по плечу, он ободряюще проговорил: — Ничего. Скоро поедешь на родину! Родины нет только у меня. Отец продал — сын отвечай! — и попрощался со всеми.

На пороге остановился и еще раз обвел взглядом пленных и, как бы оправдываясь за свое поведение, сказал: — Я знаю, откуда у вас берутся деньги. Продавайте … Тащите, воруйте — все разрешаю! У кого отберет охрана, обижайтесь на себя! Жалоб не принимаю! Доносчиков не люблю!

В поселке Ивало организовался госпиталь и штаб северных лагерей. На юг больше не направляют. Перевели в штаб Мецалу и Пуранковского. За переводчиков остались карелы. Блинову они не нужны. Сам он ведет разгульную и веселую жизнь. Милостыню больше не просит, зато старик — капрал появляется часто посланцем от него. Ему охотно дают.

Охрана не отбирает ничего, что выносится из барака и приносится в него. Начальник запретил охране появляться в бараках русских. Разрешено только дежурным и капралу. Часовые не пропускают капрала в зону, но он или прорывается нахально или перелезает через проволоку с другой стороны. Часто пьяный капрал ложится спать вместе с военнопленными.

Жизнь пошла веселее. За период пребывания начальником лагеря лейтенанта Блинова взаимоотношения пленных с финскими рабочими и торговля между ними достигли наивысшего расцвета, но продолжалось это недолго.

До штаба дошел слух, что Блинов питает симпатии к военнопленным. Его русская фамилия вызывала подозрение, и один неосторожный шаг ускорил отправку Блинова снова на фронт.

Привезли посылки Красного креста и раздали русским. Пустые коробки отнесли к санитару для обивки потолка. Блинов не пользовался услугами финского санитара Луйко, а приходил к русскому фельдшеру Жохову. Случайно Блинов увидел пустые коробки из-под посылок.

— Где десять коробок? — спросил он, подозревая воровство, о котором слышал. — Так и знал! — воскликнул он, когда услышал ответ, что их было девять, и распорядился позвать кладовщика.

— Снимай сапоги! — сказал начальник. В голосе слышались нотки угрозы. Чувствуя это, сержант козырнул и принялся снимать с Блинова сапоги. Блинов осмотрел внимательно снятый сапог и, убедившись, что он совершенно целый, ударил им сержанта по голове. — Воров не люблю! Лучше попроси! — Подставил вторую ногу и повторил тоже, что и первым сапогом.

— Постой, постой, а кто тебе сержантские нашивки повесил? С каких пор ты стал сержантом? — он рванул за погоны и сорвал их: — Самозванец!

Обиженный кладовщик написал рапорт в штаб северных лагерей.

Последний раз Блинов зашел в барак русских. Вид у него был унылый. Снова фронт — сражаться за чужую родину — нет желания. Он зашел не столько проститься, как выпросить у пленных денег.

— Хочу напиться пьяным, — и, как в первый раз, снял шапку и протянул руку.