Люди без тел

Молодой нагловатый майор, старший над солдатами, даже заплясал от радости. Еще бы, ведь он был первый человек, захвативший в плен амфибию, а, по понятиям противника, это целый подвиг. Они-то воевали с нами уже очень много лет и истратили на это бог знает сколько миллиардов долларов. А мы на них только и начали обращать внимание, когда наша свобода оказалась под угрозой.

Оказалось, что над нами с Мадж собираются устроить показательный процесс. После того, как нас всю ночь продержали в тюрьме связанными, нас отвезли в здание суда, где уже наготове были телевизионные камеры.

Мы с Мадж чувствовали себя совершенно изможденными, потому что я уж и не помню, когда последний раз мы так долго торчали в теле. Именно здесь, в тюрьме, когда нам нужно было думать, готовясь к процессу, тела не давали нам покоя — то ныли от голода, то мы никак не могли уложить их поудобнее на нарах, как ни старались; мало того, им вынь да положь восемь часов сна.

Мы обвинялись в самом тяжелом, по законам противника, преступлении — дезертирстве. По теории противника, амфибии совершили ужасную подлость, сбежав из тел, потому что в телах мы, видите ли, могли сделать массу полезных и нужных вещей для человечества. На оправдательный приговор рассчитывать не приходилось — ведь они для того и устроили эту показуху, чтобы лишний раз стало ясно, насколько правы они и насколько неправы мы. В зале суда было полным-полно их тузов и шишек, все с суровыми, непроницаемыми, благородными лицами.

— Мистер Амфибия, — начал обвинитель, — вы немолоды и должны хорошо помнить те времена, когда все люди должны были жить в телах, должны были работать и сражаться за свои идеалы и убеждения.

— Я очень хорошо помню, что в те времена всем приходилось сражаться, только никто не знал, зачем, и как все это остановить, — ответил я вежливо.

— А что касается убеждений, единственное, в чем люди были убеждены, так это в том, что сражаться им как раз не хочется.

— Что бы вы сказали о солдате, который сбежал перед лицом опасности? — захотел выяснить он.

— Я бы сказал, что он напуган до смерти.

— Но он способствует поражению в бою, не так ли?

— Ну, конечно. — На этот счет наши мнения совпали.

— Но ведь именно так поступили амфибии — они просто бросили человеческую расу, предали ее в битве за жизнь.

— Не знаю, что означает ваше «бросили», — сказал я. — Между прочим, большинство из нас еще живы.

Это была правда. Смерть нас пока что обходила стороной, и нас это вполне устраивало. Во всяком случае, жизнь стала во много раз длиннее, чем это было возможно в теле.

— Вы сбежали от ответственности! — обвинил он меня.

— Когда горит дом, не удивительно, что из него выбегают, — парировал я.

— В трудную минуту вы бросили остальных!

— Дверь, через которую вышли мы, открыта для всех. Выйти может каждый из вас в любой момент.

Для этого нужно четко определить, что необходимо тебе, а что — твоему телу. А потом — сосредоточиться…

Судья с такой силой хватил по столу своим молотком, что чуть его не разбил. Они сожгли все экземпляры книги Коннигсвассера, какие могли, а тут вдруг я начал читать им лекцию о том, как выйти из тела, да еще по телевидению.

— Если бы вам, амфибиям, дать волю, — заявил обвинитель, — очень скоро все на земле побросали бы свои обязанности, и тогда жизнь и прогресс, как мы их понимаем, исчезли бы совершенно.

— Все верно, — согласился я. — Тут вы попали в точку.

— И что же, люди не будут трудиться, не будут бороться за свои идеалы? — выкрикнул он.

— Знаете, у меня в старые времена был друг, который семнадцать .лет подряд сверлил на фабрике дыры в каких-то квадратных штуковинах, и все это время он так толком и не знал, для чего же они нужны. Другой мой приятель выращивал изюм для стеклодувной компании, но в пищу этот изюм не шел, и бедняга так никогда и не узнал, зачем же компания его покупала. Да меня от таких вещей всего наизнанку выворачивает — когда я в теле, разумеется, — а как вспомню, чем я сам в жизни занимался, вообще на стенку лезть хочется.

— Значит, вы презираете людей и все, что они делают, — заключил обвинитель.

— Нет, я их очень люблю, даже больше, чем раньше. Я только считаю, что люди просто не имеют права отдавать столько сил и энергии на уход за своими телами — это стыд и позор. Вот превратились бы вы в амфибий, тогда бы сами поняли, как человек может быть счастлив, если ему не нужно беспокоиться о том, что он будет сегодня есть, как зимой уберечь тело от простуды или что произойдет с ним, когда тело состарится.

— Стало быть, не будет ни честолюбивых устремлений, ни благородных порывов, ни, наконец, величия?

— Не знаю, о чем вы говорите, —ответил я. —Во всяком случае, великих людей хватает и среди нас. И они великие всегда — в телах и вне тел. А вот чего наверняка не будет, так это страха, — я взглянул прямо в объектив стоящей рядом телевизионной камеры. — А это самое главное, что нужно людям, — жить без страха.