Старуха в опрятном поношенном черном платье протягивала пенни. Хозяйка, к которой она обращалась «доченька», была изможденной женщиной лет сорока и сама обслуживала клиентов.
Я ждал реакции на эту просьбу, возможно, с не меньшим волнением, чем старуха. Было четыре часа, и она казалась слабой и больной. Женщина несколько мгновений колебалась, а потом принесла большую тарелку «тушеного ягненка с молодым горошком». Я ел то же самое, и, на мой вкус, ягненок был матерым бараном, а горошек скорее мелким, нежели молодым. Но все дело в том, что блюдо стоило 6 пенсов, а хозяйка продала его за пенни, вновь подтвердив старую истину, что бедняки – самые милосердные люди.
Старуха рассыпалась в благодарностях, села на другом конце узкого стола и с жадностью набросилась на дымящееся рагу. Мы на пару ели усердно и молча, как вдруг она, обращаясь ко мне, воскликнула с ликованием в голосе:
– Я продала коробку спичек! Да, – подтвердила она, просто кипя от радости. – Я продала коробку спичек! Вот как я раздобыла пенни.
– Вам, должно быть, уже немало лет, – предположил я.
– Семьдесят четыре исполнилось вчера, – ответила она, вновь с удовольствием принимаясь за еду.
– Вот черт, хотел бы я чем-нибудь пособить старушке, но это все, что я заработал за сегодняшний день, – обратился ко мне молодой человек, сидевший по соседству. – Да и это лишь потому, что перемыл за шиллинг бог знает сколько горшков.
«А по моему ремеслу нет работы вот уже шесть недель, – пустился он в объяснения, отвечая на мой вопрос. – Ничегошеньки, кроме случайных заработков, которые попадаются нечасто».
Каких только сцен не увидишь в кофейнях, и я долго не забуду воинственную девицу из заведения недалеко от Трафальгарской площади, которой я, расплачиваясь по счету, протянул соверен. (К слову, платить здесь принято до еды, а уж если посетитель плохо одет, это правило соблюдается неукоснительно.)
Девица попробовала монету на зуб, крутанула ее на стойке, а затем окинула мои лохмотья испепеляющим взглядом.
– Где ты ее взял? – наконец спросила она.
– Ну, наверное, какой-то тип оставил на столе. Веришь?
– Что ты мелешь? – взвилась она, неотрывно глядя мне в глаза.
– Да я их сам чеканю, – пошутил я.
Она презрительно фыркнула и дала мне сдачу мелкими серебряными монетами, и я в отместку каждую попробовал на зуб.
– Я заплачу еще полпенни за дополнительный кусок сахара в чай, – сказал я.
– Скорее я увижу, как ты сдохнешь, – последовал вежливый ответ, каковой был подкреплен всяческими выразительными и непечатными способами.
Я никогда не отличался находчивостью, и она сразила меня наповал, так что я обиженно глотал свой чай, а девица все не унималась и продолжала злорадствовать, даже когда я вышел на улицу.
В то время как 300 000 лондонцев имеют в своем распоряжении лишь одну комнату, а 900 000 теснятся в ужасающих, запрещенных законом условиях, еще 38 000 человек числятся обитателями ночлежных домов, или попросту ночлежек. Ночлежки бывают разного типа, но у всех, от маленьких грязных хибарок до домов чудовищных размеров, которые расхваливают на все лады самодовольные представители среднего класса (которые, впрочем, никогда собственными глазами их не видели), есть одна общая черта, а именно непригодность для жизни. Под этим я вовсе не имею в виду протекающую крышу или дырявые стены, но жизнь в них уродлива и ведет к деградации.
Их часто называют «гостиницами для бедных», но в самом этом выражении заключена издевка. Отсутствие комнаты, где иногда можно посидеть в одиночестве, необходимость вставать и выметаться чуть свет, обязанность заново нанимать койку и вносить плату каждый вечер, не иметь никакого личного пространства, вообще-то говоря, не слишком похоже на жизнь в гостинице.
Не сочтите, что я хочу огульно обругать все частные и муниципальные ночлежные дома и общежития для рабочих. Вовсе нет. В них рабочим не приходится сталкиваться с многими ужасами, характерными для маленьких лачуг; более того, в них постояльцы за свои деньги теперь могут получить куда больше, чем прежде, но это не делает их пригодными для нормальной жизни, как подобает для трудящегося человека.
Маленькие частные ночлежные дома, как правило, сплошная жуть. Мне доводилось ночевать там, и я знаю, о чем говорю, но не стану на них останавливаться и обращусь к тем, что побольше и получше. Я побывал в таком доме, расположенном неподалеку от Мидлэсекс-стрит в Уайтчапеле и населенном по преимуществу рабочими. С улицы вы попадаете на лестницу, ведущую в подвальное помещение. Здесь находятся две большие, тускло освещенные комнаты, где постояльцы готовят и едят, однако стоявшая там вонь начисто отбила у меня аппетит, так что я ограничился тем, что стал наблюдать, как готовят и едят другие.