«По Вашему мнению, я встречался с Оссендовским после варшавского восстания. Это не так. Я только написал Оссендовскому о том, что хотел бы с ним встретиться. Я нашел его адрес и хотел доставить ему личные вещи, которые я вынес из его квартиры перед пожаром. В этот дом я забежал, когда он уже полыхал открытым пламенем. Он мне написал, что, к сожалению, из-за болезни прийти не может. Письмо я получил от одного из его родственников уже после того, как Оссендовский умер. Это было его последнее письмо. Он также прислал мне письмо одного офицера из Праги, бывшего подчиненного генерала Унгерна. О завещании генерала Романа Унгерна я ничего не знал, не думаю также, что оно существовало и могло сохраниться до сегодняшнего дня. Если Вас интересуют подробности, касающиеся Оссендовского, то я с удовольствием вам их опишу.
С уважением, Артур Дёллердт».
Жил ведь. Ничего, правда, не знал о завещании. Оссендовского лично никогда не видел. Какой тогда немецкий офицер навещал Оссендовского?
Неделю спустя я получил второе письмо от того же человека:
«Во время войны с повстанцами я получил приказ из штаба наладить контакт с Каминьским. <…> Я поехал в ту часть города, из которой повстанцы были уже вытеснены. Найти Каминьского было не просто. Когда я искал его в разных домах, я вдруг прочитал на дверях одной из квартир табличку „Фердинанд Оссендовский, литератор“. Это было на первом или втором этаже арендного дома. Так как в моей библиотеке находился экземпляр его книги „По землям людей, зверей и богов“, в которой он описал свою встречу с генералом Унгерном, с которым меня связывало далекое родство по материнской линии, я открыл незапертые двери, чтобы посмотреть, есть ли там Оссендовский. Видимо, жители покидали квартиру в спешке, так как на столе стояли чашки, а в ванной валялась кисточка для бритья. По приказу Гитлера мы должны были сровнять Варшаву с землей, а перед тем отряды СС ходили по домам и забирали все более или менее ценное, что там осталось. Поэтому я со своим начальником упаковал в сумки предметы, которые нам показались наиболее ценными. Затем по своим каналам я пытался узнать, где живет Оссендовский, если ему удалось спастись. Вскоре после этого я заболел желтухой и 4 недели пролежал в госпитале. После выписки из госпиталя я получил сведения о том, что Оссендовский жив и проживает у своих знакомых в Милянувках. Я отправил туда его вещи и приложил письмо, в котором написал, что являюсь родственником генерала Унгерна и с удовольствием поговорил бы с Оссен довским. Спустя неделю ко мне пришли мужчина и женщина в нищенской одежде. Они представились родственниками Оссендовского и сказали, что его уже нет в живых. Мне передали его последнее письмо, в котором он искренне благодарил за спасенные вещи и написал, что не может прийти из-за болезни. Написал также, что очень обрадовался бы нашему личному знакомству. К этому письму он приложил другое — от бывшего офицера генерала Унгерна, в котором тот описывал ситуацию Азиатской кавалерийской дивизии и жаловался на варварскую суровость Унгерна по отношению к своим офицерам. Это все, что было на самом деле. После войны я прочитал в швейцарском журнале статью о смерти знаменитых людей. По поводу Оссендовского там было написано следующее: „Смерть Оссендовского была такой же своеобразной, как и его жизнь. Буддийский монах предсказал ему и его другу Унгерн-Штернбергу, что барон скоро погибнет, а он, Оссендовский, будет долго жить, пока его мертвый друг не даст ему знак. Во время варшавского восстания к Оссендовскому пришел немецкий офицер, который представился Унгерн-Штернбергом. О чем они разговаривали, неизвестно, но через полчаса Оссендовский скончался“. Я же с Оссендовским никогда не разговаривал, не представлялся также Унгерн-Штернбергом, однако в своем письме указал на родственные связи с Унгерном. Если хотите, можете это толковать как исполнение предсказания буддийского монаха».