Люди Дивия

Я тоже не понимал, что побуждает Валунца заискивать перед Балуевым и Онопкиным, в особенности перед Балуевым, а он, вертевший по-птичьи головой и крошечными птичьими глазками пронзительно и грозно впивавшийся то в одно, то в другое, выглядел в сущности паяцем, но меня это не тревожило в такой степени, в какой тревожило старуху. Неожиданное появление Балуева и Онопкина вовсе не стало, на мой взгляд, катастрофой и крушением, я не увидел в нем никаких дурных предзнаменований, иными словами, я нимало не боялся этих молодцев, что бы они там против меня ни замышляли. Не удержусь и повторю: они, сидевшие рядышком за столом и смахивающие на парочку подгнивших груш, были забавны, в особенности Балуев с его толстым носом, как бы растекшимся над сухой и плоской, коричневой пустыней губ. Все в нем представлялось мне несуразным, и я утешал себя мыслью, что только глупец вроде Онопкина и чем-то весьма провинившийся субъект способны находить некое удовольствие в подчинении ему. Провинившимся выходил наш друг Валунец, и мне не оставалось иного, как счесть за его вину, что он сделал со мной, увлекши в пустой, бессмысленный разговор. Я уже говорил, что наши новые собеседники, друзья и единомышленники крепко загорели, но это был какой-то жидкий загар, он водянисто, наподобие нарыва болтался на их физиономиях под тонкой блестящей кожурой, и я полагал, что и прочие части их тел представляют собой такие же наполненные гноем мешочки. Это было невыгодное для них отличие от достоинства, с которым малевался в тиши деревенской избы мой и Валунца человеческий облик, и от возвышенной красоты Дарьи. Но ученый Валунец, словно и не ведая о своих преимуществах, только что не ползал на коленях перед Балуевым; преданной собачкой он заглядывал ему в глаза. Оказалось вдруг, что припасены у него и колбаса, и сыр, и белый хлеб, и калачи, и пирожки с ягодной начинкой, и прекрасное вино, нас-то он потчевал вареной картошкой да отвратительной водкой! Впрочем, Балуев отрицательно покачал головой, когда Валунец соблазняюще вознес над столом бутылку мадеры, и величественным жестом указал на водку. Выпив стакан, он понюхал хлебную корку, которую услужливо поднес к его носу Онопкин, вытер губы тыльной стороной ладони и вдруг устремил на меня, сидевшего напротив него, пронзительный, испытующий взгляд. Онопкин, собравшийся было тоже освежить силы сердитой водой, отставил стакан, увидев, как поступил его начальник, и, следуя примеру того, в свою очередь уставился на меня, стараясь выглядеть по образу и подобие высшей пронзительности, явленной Балуевым. Наступил кульминационный момент, и Валунец прекратил свою служебную беготню, замер у правой руки Балуева и тоже утвердил на мне взгляд, исполненный, однако, некоторой жалости: он сожалел, что я стал причиной сгущения туч отчасти и над его головой, но и жалел меня, в общем-то неплохого человека, которого сейчас разделают под орех.

- И что же ты на меня уставился? - спросил я Балуева. - Я что тебе, жена? И ты прослышал о моей неверности?

- Ну-ну, Никита, - затрепыхался Валунец, - не надо так... надо бы попридержать язычок... Ты взял неверный тон, и к тому странные уподобления, они двусмысленны, неоднозначны!

Балуев, желая придать больше осмысленности тому зевсову гневу, который в избытке накопил, пока бежал сюда, чтобы вот так на меня выпучиться, подпустил толику скорби в свой облик. Он жалел меня, ничтожного.

- Ты вносишь путаницу в нашу комбинацию, - вымолвил он с суровостью, в которой я лишь беспредельным смирением мог вызвать проблески великодушия. Разве ты здесь должен находиться? Тебе указали на место, отвели дом. Ты был человеком с тринадцатого участка, не более того. Оттуда ты стартовал, под этим несимпатичным номером. Тебе бы неукоснительно следовать инструкциям, а что делаешь ты? Ты прибегаешь к Валунцу, прихватив еще и какую-то... гм... девицу. Это ломает схему.

- Да, - подтвердил Онопкин и сокрушенно покачал головой.

- И это еще не все, - возвестил Балуев.

- А что же еще? - спросил я с притворной тревогой.

- Ты выбил из колеи меня. Меня и Онопкина.

- Совершенно верно, - вставил Онопкин.

- Нам пришлось поспешить сюда, чтобы исправить положение.

Онопкин воскликнул:

- И как поспешить! Мы бежали!

- Я и не предполагал, что мое необдуманное поведение представляет такую угрозу для схемы, - сказал я. - И как же ты, Пимен, собираешься исправлять положение?

- Возможно, мне придется вывести тебя из игры.

- А разве ты решаешь такие вопросы?

- Я уполномочен решить его на месте. Присмотревшись к тебе. Выслушав тебя.

- Если ты выведешь меня из игры, не разрушит ли это всю комбинацию?

- Порой для спасения всего организма полезно сразу удалить больной орган. Ампутировать.

- Нужно ли ставить вопрос ребром? - робко пробормотал Валунец. Он взял со стола и стал держать на вытянутых руках батон колбасы, как бы высказывая предположение, что добрая закуска, может быть, снимет напряжение и заставит улечься разыгравшиеся страсти. - Ведь можно решить все полюбовно...