Люди долга и отваги. Книга 1

— Приходи, — сказал он, — без работы не будешь, рано на службу уйдешь и поздно прибудешь. Одним словом, работы и заботы прибавится, зарплата — убавится.

Филипп жену заранее предупредил:

— Если решусь, легкой жизни не жди…

А через несколько дней Каретин снова пришел в райком комсомола. В кабинете его встретила все та же молоденькая девушка-секретарь. Теперь, обращаясь уже как к старому знакомому, глядя на его огромный рост, сказала:

— А эта работа вам подойдет. Вы такой сильный!..

— Ну, если так, тогда согласен, — улыбаясь, ответил он.

Тут же Филиппу Каретину была вручена комсомольская путевка на работу в милицию.

Седьмое ноября 1959 года для Каретина было особенно торжественным. В тот день он давал клятву: на верность народу.

Когда назвали его фамилию, разрубая четким шагом воздух, он вышел из строя, из рук начальника отдела майора Зорина принял текст присяги и, повернувшись лицом к строю, стал читать:

«Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, поступая на службу в органы внутренних дел, принимаю присягу и торжественно клянусь до конца оставаться преданным своему народу, социалистической Родине, быть честным, мужественным, дисциплинированным, бдительным работником, образцово нести службу, строго соблюдать социалистическую законность, хранить государственную и служебную тайну…»

Сухие, строгие слова. Тем, кому довелось знакомиться с ними, чеканными уставными фразами, хорошо понятно взволнованное чувство приподнятости над чередой серых будней, бесконечных житейских проблем, мелочных неурядиц. Разве не кажется в такие минуты, что ты готов преодолеть непреодолимое? И разве только кажется? Ведь ты поступаешь согласно своим убеждениям, когда произносишь простые, но полные глубокого смысла слова:

«Я клянусь добросовестно выполнять все возложенные на меня обязанности, требования уставов и приказов, не щадить своих сил, а в случае необходимости и самой жизни при охране общественного и государственного строя, социалистической собственности, личности и прав граждан и социалистического правопорядка…»

В тот момент Каретин меньше всего думал о смысле этих слов. Они уже были просто смыслом его жизни.

С гордостью Каретин рассматривал себя в зеркале. На нем была новенькая форма. На плечах малиновые погоны. И вдруг Филипп делает для себя открытие: синяя шинель придает его лицу серьезность. Он стал как будто постарше, посолиднее. Так на улицах Ржева появился новый милиционер. Первое время Каретин частенько «спотыкался». Бывший сотрудник милиции, товарищ Филиппа, Александр Бычков рассказывал:

«Смышленый, энергичный, с отличными рекомендациями, из армии пришел он к нам в милицию. Ну, думаю, этот быстро войдет в строй. Конечно, промахов у него было немало. Это естественно. У меня первое время было еще больше. Его поправляли, учили. Всякий раз он понимал, соглашался. Точно такую же ошибку не повторит».

С завистью смотрел Каретин, как милиционеры — ветераны после развода, получив оружие, уходили в наряд нести патрульную службу по охране общественного порядка на улицах. Ему же, новичку, не прошедшему курсы первоначальной подготовки милиционера, приходилось изучать приказы и наставления. Это было интересно, но ему хотелось настоящего дела. Не терпелось пойти на выполнение очень важной операции, связанной с опасностью и риском. Как-то на разводе начальник уголовного розыска Павлов сказал:

— Сегодня для выполнения особо важного оперативного задания мне нужно два человека.

Когда он говорил, то Филипп даже привстал со стула, боясь остаться незамеченным при его и до того огромном росте. Казалось, что у него остановилось дыхание… Капитан сделал небольшую паузу, его взгляд остановился на широкоплечем милиционере, отделяя каждый слог в отдельности, произнес:

— Сержант милиции Ка-ре-тин!

Через час Каретин и Морозов сидели в засаде. Пост Морозова находился за углом соседнего здания. Все было продумано так, что куда бы преступник не кинулся бежать — все равно попал бы в руки сотрудников милиции. Чтобы подоспела помощь с соседнего поста, нужно было две минуты продержаться в схватке с преступником. Филипп завернул за угол к Морозову. Увидев, что его товарищ держит в руках пистолет, а на лице не осталось и следа от страха, подумал: «Молодец, поборол в себе это мерзкое чувство…

Преступник в ту ночь был взят и обезоружен без единого выстрела и шума.