Люди долга и отваги. Книга 1

Допросы арестованного поручили опытному следователю Вячеславу Александровичу Кочубинскому. Он старательно изучил материалы дела, продумал тактику допроса, но первая встреча с Федоровичем ничего не дала. Арестованный стоял на своем: картины похитил Кокарев или его соучастник.

— Это мог сделать хотя бы Михаил, который часто бывал у художника, — говорил Федорович. — Он живет где-то у Красных ворот, работает на железной дороге.

Разбив микрорайон у Красных ворот на несколько участков, Миронов и сотрудники его отделения отправились на поиски приятеля художника. Они побывали во многих домоуправлениях, просмотрели десятки домовых книг. И Михаила нашли.

Своего знакомства с Кокаревым Михаил не отрицал. Подтвердил, что в 1924 году вместе с художником собирались похитить картины из бывшего Румянцевского музея, но у них ничего не вышло.

— Вообще такими делами я давно не занимаюсь, — заверил он следователя. — С прошлым порвал навсегда. Двадцать четвертого апреля и всю пасхальную неделю был в дальней поездке. Кокарев не пошел бы без меня на такое дело. Это кто-то другой прихватил картины.

Допросили Кокарева. Художник откровенно рассказал, как готовился обворовать бывший Румянцевский музей и о том, что своими планами делился с Федоровичем. В апреле 1927 года в Москве не находился. Его показания полностью совпали с показаниями железнодорожника.

— Врут они, хотят выйти сухими из воды, — не задумываясь, заявил Федорович, ознакомившись с показаниями Кокарева и Михаила. — Вы незаконно арестовали меня, буду жаловаться в прокуратуру. Я помог вам найти картины, указал воров, а вы меня — за решетку.

— Вячеслав Александрович, а ведь вы не использовали еще одно весьма ценное доказательство, — сказал молодой эксперт Рассказов, когда Кочубинский поделился с ним, с каким упорством Федорович пытается доказать свою невиновность.

— Это какое же, Леонид Петрович?

— А записку, оставленную вором в музее. Предложите своему подследственному написать древнеславянским шрифтом какой-либо текст, чтобы в нем были слова: Христос, жизнь, смерть. И дайте этот текст с запиской на экспертизу.

На очередном допросе Федоровича следователь как бы между прочим сказал:

— Вы говорили мне, что учились в гимназии и имели неплохие оценки по закону божьему. Я слышал, как на пасху поют: «Христос воскрес из мертвых» и так далее. Попрошу вас написать весь куплет древнеславянским шрифтом и объяснить, что означает каждое слово. Вот вам бумага и перо.

Почерковедческая экспертиза установила, что найденная в музее записка написана рукой Федоровича.

— Вы и после этого будете упорствовать? — спросил Кочубинский, знакомя подследственного с заключением экспертизы. — Может, вы хотите, чтобы мы устроили вам очную ставку с Кокаревым. Рассчитываете, что он возьмет вашу вину на себя?

Встречаться с Кокаревым, да еще на очной ставке, у Федоровича не было ни малейшего желания. Он и сам понимал, что не выкрутиться. Следствие располагало неопровержимыми доказательствами его вины.

— Не надо очной ставки, — понурившись, проговорил он. — Картины украл я.

Он решился на это преступление, рассчитывая получить за картины большие деньги. Кофточку снял с бельевой веревки, чтобы завернуть булыжник. Записку в музее оставил с целью направить следствие на поиски преступника среди церковников. Сразу после совершения кражи выехал в Ленинград, рассчитывая сбыть там картины своему знакомому Шварцу, но оказалось, что тот отбывает наказание за кражу картины из музея быта. Бесплодными были и другие попытки продать похищенные полотна. Тогда он зарыл их в землю. Письмо в ОГПУ написал, когда убедился, что картины не сбыть и оставалась единственная надежда получить вознаграждение за указание местонахождения шедевров. Теперь он понял, что его замысел был обречен на провал уже в ту самую минуту, когда камнем разбил стекло в музее.

— Что же вынудило вас заявить именно теперь о своем желании помочь нам в розыске картин? — спросил следователь. — Ведь вы могли сделать это много раньше?

— От меня собиралась уйти женщина, которую я люблю. Чтобы удержать ее возле себя, мне необходимы были деньги. Но я потерял все…

Расследование продолжалось. А в реставрационной мастерской музея на Волхонке художник Яковлев и его помощник Чураков вели борьбу за возвращение к жизни четырех шедевров великих мастеров минувших столетий. Это был поистине титанический труд: приходилось бороться за каждый миллиметр полотен. Василий Николаевич перевел картину Рембрандта на другой холст, соединив оставшиеся на подрамнике куски с восстановленным полотном. Только на этот процесс ушло три месяца. Восстановление остальных картин продвигалось быстрее.

14 апреля 1932 года специальная комиссия приняла полностью реставрированные картины «Христос», «Иоанн Богослов» и «Святое семейство». Спасти картину «Се человек» не удалось.

Месяц спустя картины были выставлены для осмотра посетителями. Сотни людей толпились у спасенных шедевров. Были здесь и сотрудники уголовного розыска, участвовавшие в их поиске.