Люди, дружившие со смертью

– Здорово… А покажите? Нет, положительно – вредно лгать юношеству. Или шутить…

– Может и покажем… А может и нет… Надеюсь на последнее, ибо, думаю, зрелище тебе не понравится. Я еще не знал, что показать все же придется. Причем скоро…

В театре

Старика который узнал Ади, звали Кольдиганом. Он был главным пайщиком театра, режиссером и драматургом. Все остальные в театре были или его родственниками или совладельцами, а чаще и тем и другим. Парень, с которым я ехал, был его сыном и откликался на имя Мориц. Кольдиган никогда не расставался с карандашом, заткнутым за ухо, и записной книжкой, которую носил в сапоге. В нее он периодически что-то черкал. На первой же ночевке он рассказал о себе такое:

– Начинал на городских подмостках. Или на лобном месте. Впрочем судите сами – по пятницам на помост закатывали плаху – рубили конечности и головы, рвали ноздри, жгли каленым железом, читали приговоры на конфискацию или изгнание. А за ночь кровь высыхала и вечерами в субботу или в воскресенье ставили декорации и играли на крови. Конечно же кровь пытались отмыть, но она быстрей въедалась в доски, они становились дублеными, бурыми. Комедии на моей памяти не ставили ни разу, но все же чувство было странным… То иногда думаешь, что спектакли идут три дня, и в пятницу тоже было представление. Казенные подымятся на бис, возьмутся за руку с палачом, кровь окажется брюквенным соком… Ну иногда и наоборот – что мы не играем, а живем, что именно на сцене – предпоследняя истина.

– Отчего предпоследняя?

– Оттого, что последняя у бога…

– Убога?… – встрял в разговор Эршаль. Я не мог понять – издевается он или действительно не понял.

– Кстати, а какой теологической доктрины придерживается… – я чуть не сказал «тролль», но вовремя спохватился, —..придерживается господин Эршаль?… Мне подумалось, что вряд ли тролль верит во что-то. Тем сильней я удивился, когда тролль ответил:

– Верю. Отчего же не верить.

– И во что, если не секрет?

– В разум, в разумность…

– То есть, сказал Кольдиган, – вы верите в абстрактный разум, в человека?.. Кольдиган кивнул:

– Ну это гипотеза… Разумность-то… А как же быть с божественностью? С богом или богами? К слову, ваша религия монотеистическая или поли…

– Неа, я не поклоняюсь ничему. Не молюсь, не бью поклоны. Я признаю верховенство разума. Носитель его частицы – любое мыслящее существо. Все разумные вместе образуют всеобщий разум.

– Единство слагает множество, частица бога в каждом из нас. Ты есть бог,

– заметил Ади, Но здесь нет элемента сверхъестественного, нет потустороннего, нет идеи спасения. Народ за таким не пойдет… Эршаль хохотнул:

– А мне и не надо, чтоб за мной ходили… У меня на это, знаете ли аллергия. Это мое мнение, и я не намерен его никому навязывать.

– И что же ваш коллективный разум может делать?…

– Думаю, если он объединиться, перестанет воевать против себя же, то умножит свою силу. И разуму не будет пределов – взгляд проникнет к звездам, через толщу метала, на глубины морские. Машины построенные им, будут летать по воздуху как птицы, плавать в море словно рыбы… Тут Ади подавился мясом. Он закашлял, на глаза навернулись слезы. Кольдиган подал ему кружку с вином и стал хлопать его по спине:

– Да ваша вера еще безумней большинства существующих. Боги там ведут себя поскромней.

– Отчего же? – заметил я. – Ведь многие маги, как мы слышали, так или иначе умеют летать. Про плаванье я не слышал, конечно, но думаю оттого, что волшебникам лень задницу мочить…

– Так я не только про магов говорю. Я к тому, что простой человек, создаст машину, которая сможет переносить его через океаны. В ответ Кольдиган рассмеялся

– Ну а что же после смерти? Что прикажете делать с душой? Что представляет умерший с точки зрения вашей веры, господин Эршаль?

– Вы видели хоть одного разумного покойника? Пытаясь разрядить спор, я пошутил:

– Я видел неразумных живых… Но меня не слушали:

– Да что за дурацкий метод отвечать вопросом на вопрос? Говори прямо, что делать с загробным миром?

– А что с ним можно сделать если его нет? Идея спасения порождена боязнью смерти. Чтоб успокоиться, придумали, ну, положим, что души умерших обращаются в звезды и смотрят на нас с высоты… Но вот, скажем, господин Дже видел столько покойников, что обратись они все в звезды, ночь была бы светлее дня. Мне не хотелось это комментировать, но все замолчали, поэтому мне пришлось как-то ответить.

– Эршаль прав. Но, бывало, на привале, когда не мог заснуть, смотрел на звезды, вспоминал, а была ли эта звезда здесь вчера. В чистом поле, сами знаете, звезд видно предостаточно… И я постоянно находил звезды, которых не было в моей памяти. Я давал им имена, говорил с ними… Но мои воспоминания мало кого волновали на самом деле.

– И в чем же преимущество твоей веры? – не успокаивался Кольдиган.

– В том, что она непротиворечива. Все религии… или, вернее, все, что мне известны… Они называют себя единственно верными, а остальные в лучшем случае ересью, а обычно учением Зла. Для меня нет разницы, в каких богов верит существо. Главное не то, о чем оно думает, а думает ли вообще.