Люди города и предместья

Передайте от нас с Ефимом мою благодарность отцу Михаилу — наша с ним предотъездная встреча была очень полезна. Строгая его крестная мать монахиня Иоанна, принявшая меня поначалу с подозрением, сейчас подобрела, добыла адрес издательства, Ефим связался с Ир. Ал., и сейчас у них идут переговоры, насколько он для издательства может быть полезен. Я-то уверена, что они совершат большую ошибку, если не предложат ему работу: ну как людям объяснить их же собственную пользу?

Знали ли Вы эту самую мать Иоанну прежде, в России? Она здесь живет много лет, в монастыре на особом положении, потому что пишет иконы, я в иконописи плохо понимаю, но в занятии этом есть большая прелесть — у нее столик или мольберт, не знаю, как называется, плошечки с тертыми красками, все такое привлекательное, притягательное, и одна икона почти закончена — Петр на водах. Я посмотрела, у меня просто дух перехватило — ну точно про меня. Вода заливает, а руки-то не вижу… Переход мой в православие был скоростной, отчасти и вынужденный, но теперь постепенно я вникаю, вижу большую теплоту, и через иконопись тоже. Ефим говорит, что в службе православной содержится большое богатство, но мне не просто туда входить… В Московской миссии нас не привечают, зарубежники потеплее, но это уж Ефима дело решать… Да и как свыше… Сделаю горькое признание — чувствую себя никем… Не католичкой, не православной, в каком-то неопределенном пространстве, совершенно непривычном.

Целую Вас, дорогая Валентина, и прошу Ваших молитв.

Всегда Вас помнящая Тереза.

40

1982 г., Хайфа.

Беседа Даниэля с Ефимом Довитасом

ДАНИЭЛЬ. Как это по-русски — мы немного… земельцы? Земляки?

ЕФИМ. Земляки. Да, Литва, Польша — близко. Ты скучаешь по Польше?

ДАНИЭЛЬ. Я люблю Польшу. Но не скучаю. А ты?

ЕФИМ. Ммм… Здесь я больше всего скучаю по православию. Не нахожу его здесь, а оно и есть мой родной дом.

ДАНИЭЛЬ. Ты еврей. Что тебе православие?

ЕФИМ. Я десять лет провел в церкви. Я люблю православие. Я священник. Церковь меня не захотела.

ДАНИЭЛЬ. Здесь церквей — десятка два православных, столько же католических, сотня протестантских. Можешь выбирать. Большой базар.

ЕФИМ. Я не знал, что меня тут ожидает. Настоящее православие — вот чего я ищу!

ДАНИЭЛЬ. Слушай, настоящего — чего? — ты ищешь? А Христа ты не ищешь? Он здесь, на этой земле! Почему Его надо искать в церковных учениях, которые появились через тысячу лет после Его смерти? Ищи Его здесь! Ищи в Евангелии.

ЕФИМ. Это верно. Но я встретил Его в глубине православия. В церковной службе, которую я так люблю. Я встречаю Его в литургии.

ДАНИЭЛЬ. Ты прав. Прав. Извини мою горячность. Наверное, это мое больное место. Дело в том, что я половину жизни провел среди людей, ищущих Господа в книгах и обрядах, которые сами же и придумали. А встретить Его можно везде. И в православии, и в литургии, и на берегу реки, и в больнице, и в коровнике… Но ближе всего искать в своей душе.

ЕФИМ. Да, да, отец Даниэль. Конечно. Духовная жизнь — это и есть поиск Господа в глубине своей души.

ДАНИЭЛЬ. Ой-ой-ой! Я как раз очень боюсь духовной жизни. Эта самая духовная жизнь, по моему наблюдению, гораздо чаще увлекает человека сама по себе. Как упражнение. Сколько я встречал небольших людей с очень большой духовной жизнью, и почти всегда оказывалось, что духовная жизнь сводится к копанию в самом себе на весьма небольшой глубине… И все ищут себе духовников!

ЕФИМ. Да. Это действительно проблема. Какая бы ни была духовная жизнь — мелкая или глубокая, — духовник нужен. С тех пор как уехал из Вильнюса и лишился общения с духовником, я чувствую потерю. Невосполнимую потерю.

ДАНИЭЛЬ. Хорошо, хорошо… Прости… Я всегда исхожу из того, что довольно нам одного Учителя. Скажи мне, что это — духовник?

ЕФИМ. Как? Тот, кто руководит духовной жизнью, — чтобы не происходило того, о чем ты говорил: самокопания, самоанализа.

ДАНИЭЛЬ. А ты хорошо умеешь различать — где кончается духовная жизнь и начинается практическая?

ЕФИМ. Нет.

ДАНИЭЛЬ. Ладно. Тогда скажи мне, что тебя сейчас больше всего мучает? Ну? Больше всего?

ЕФИМ. Тереза.

ДАНИЭЛЬ. Твоя жена?

ЕФИМ. У нас духовный союз.

ДАНИЭЛЬ. Я всегда думал, что любой брак духовный союз.

ЕФИМ. Мы живем как брат с сестрой.

ДАНИЭЛЬ. Вместе? Вы живете вместе — и как брат с сестрой? Вы что, святые?

ЕФИМ. Нет. Только искушения как у святых. Тереза годами страдает от ужасных посещений, но я не могу тебе об этом говорить. Последний год я ощутил на себе это ужасное присутствие.

ДАНИЭЛЬ. Молчи, молчи! Ничего мне не говори! Я не духовник! Мой брат всегда говорит, что я обыкновенный социальный работник, но без зарплаты. Так вы состоите в браке, живете в одной квартире и не спите в одной постели?

ЕФИМ. Так мы решили с самого начала… Терезу выгнали из монастыря, она была в отчаянии. Меня, напротив, в монастырь не брали, а рукоположить не могли, потому что я был не женат… Такая была сложная проблема… И мы обвенчались, чтобы меня рукоположили.