Люди города Ура

Примеру Гунгунума вскоре последовали вожди и других аморейских племен и отрядов. В течение ближайших лет семидесяти или около того аморейские династии захватили власть в ряде городов Нижней Месопотамии (с юга на север: в Уруке, в Кисуре, в Мараде, в КазаЛлу, в Вавилоне, в Сиппаре), Верхней Месопотамии (в Мари, в Ашшуре, в ШубатЭллиле, в Талхиате) и, наконец, в Сирии (в Ямхаде у большой излучины, где река ближе всего подходит к сирийскому побережью, и т. д.). Некоторые из этих династов быстро сошли со сцены, другие удержались дольше, но все эти города, за исключением Ямхада, были объединены в первой половине XVIII в. до н. э. под властью Хаммурапи вавилонского.

Этот процесс вторично толкнул экономику Двуречья к хаосу и, конечно, отозвался одинаково болезненно и на государственном, и на частных хозяйствах. Каждое завоевание шумеро-аккадского города отрядами воинов из пастушеских племен вносило беспорядок в его экономическую жизнь. Прежде всего разрушалось именно дворцовое хозяйство, которое в новых условиях теряло всякую хозяйственную эффективность.

К тому же аморейские вожди и их дружинники не хотели и не могли поддерживать существование сложного организма государственно-хозяйственного управления: для этого у них не было ни традиций, ни своей выучки, ни специальных чиновников. По всей вероятности, они ограничивались выжиманием у населения поборов. Титулы царей, составлявшиеся шумеро-аккадскими писцами по-шумерски для надписей, прославлявших новых владык,[21] оставались громкими и традиционными. Но в хозяйственно-административной области шумерские традиции прервались. Чем заново сколачивать отряды работников, которые трудились бы в сельском хозяйстве или ремесле под надзором царских чиновников (но которых при разграбленной казне не так-то легко было бы и прокормить), аморейским царькам было легче раздавать захваченную государственную (да и общинную) землю отдельным лицам.

Однако, несмотря ни на какие завоевания, жизнь должна была продолжаться, и землю надо было орошать и пахать, и урожай взращивать и сжинать. Дело поддержания страны пропитанием перешло поэтому в руки отдельных семей. Так было в сельском хозяйстве, так было и в ремесле. И держателям земельных наделов, и начальникам мастерских, торговым агентам и всякого рода надзирателям — коль скоро они уплачивали завоевателю известный побор — ничто не мешало обращаться с подчиненной им частью государственного имущества как со своей собственной и стараться продолжать прежнюю хозяйственную деятельность уже к своей выгоде. Именно такую картину мы обнаружим в Уре XIX–XVIII вв. до н. э., которому посвящена настоящая книга.

С другой стороны, и владельцам негосударственной, общинной земли — коль скоро они уцелели от погрома и платили побор — ничто теперь не мешало заняться любым родом деятельности, в том числе ремеслом на продажу и торговлей — на свой страх и риск. Это касалось даже международной торговли: как ни опасны были в такое время пути между городами и царствами, но уклониться (или даже откупиться) от мелкого царька-вождя было все же легче, чем уклониться от всевидящего ока тоталитарного полицейского рабовладельческого государства типа «Царства Шумера и Аккада» времени III династии Ура или даже династии Иссина времен ее расцвета, потому что такое государство стремилось организовывать торговлю само и само получать львиную долю дохода.

В связи с повсеместным ростом частного хозяйственного сектора — притом что основой подлинной собственности на недвижимость могло быть только членство в общине — снова растет и значение общинных органов самоуправления, прежде всего общинного совета старейшин и выделявшегося из него общинного суда; но иногда упоминается и общинная сходка — либо всего поселения (особенно в поселениях мелких), либо квартальная.