Люди, горы, небо

Неподалеку ждет нас так называемая «зеленая гостиница». Никакой гостиницы, конечно, нет и в помине. Это уютная, плоская, как тарелка, ложбина за перевалом. Она плоска до невозможности, она лыса: ничего, кроме чахлой травы. Нет дров.

Чтобы не возиться с примусами – их мало, разбредаемся кто куда в поисках топлива. Точно так же несметные полчища альпинистов искали здесь дрова до нас.

Ломаем чахлые карликовые прутики рододендронов. К сожалению, их тоже основательно повыдергали.

Все устали, и варить обед никому не хочется.

– Есть предложение жрать томат просто так. А крупу экономить,- говорит Ухо, горло, нос.

Тутошкин, растянувшись на камне и выставив пузо для солнечного обогрева, лениво советует ему:

– Кончай дурью маяться.

Он староста: ему нужно только скомандовать… Приценивающе смотрит на Самедову.

Но Катя отказывается.

– Я не умею варить, – стеснительно говорит она.

– Как это не умеешь? – грозно вопрошает Тутошкин.- Учись, если не умеешь!

Но Катя только пожимает плечами, явно игнорируя слова старосты. И впрямь видно, что в деле варки обеда ни таланта, ни энтузиазма она не проявит.

Какая-то она вся самоуглубленная. Мало смеется. Мало разговаривает. Не принимает участия в шумных забавах. Будто готовит себя к чему-то необычайному, что без остатка потребует всей ее энергии, даже той, какую она может нечаянно израсходовать, болтая, хохоча и дурачась с подругами.

– Янина, – говорит почему-то уже не Тутошкин, а Ким, кладя к стопам девушки плотный пучок рододендронов, – возьмите, пожалуйста, дело приготовления еды в свои руки, а то я вижу, что кое-кто начинает самостийно пожирать продукты в сыром виде.

Она охотно соглашается, будто только и ждала, чтобы ей предложили заняться варевом.

– Тут есть щавель, – говорит она уже как хозяйка положения, – поищите, мальчики, сообразим зеленый суп. Только поживей!

Прискорбно, что кулинарными способностями она, кажется, не блещет. Говорит, со смешком пробуя, что у нее получилось:

– О, сегодня у нас не суп, а сборный железобетон.

Но суп все-таки неплох, если иметь в виду, с каким трудом удалось его сварить, почти не имея дров. Суп съедобен! А чай – тот вообще вне критики. Разве что сахар изрядно попахивает той, вероятно собачьей, мазью, которой обильно смазаны наши ботинки.

Благодушествуем. Опять-таки никому не хочется мыть посуду: вода в ледниковом ручье, соответственно, как лед. Жир, смешанный с песком, застывает на стенках посуды этакими лепными украшениями.

– Мыть посуду в наших условиях – пижонство, – авторитетно заявляет Ким, но вопреки этому мнению я подхватываю кастрюльки и ухожу к ручью.

Работа предстоит упорная. Но кому-то ведь нужно. Рассчитываю, что на выручку придет Катя. Но она не приходит. Она вроде как в трансе. Самоуглубилась.

Не могу понять ее, хотя и пытаюсь. Эта ее молчаливость как электромагнитное поле: невольно втягивает.

Впрочем, только меня. Со мной такое впервые. Ирина – она была шумная, яркая девушка. Пришла, увидела, победила. А победив, рассмотрела повнимательней и ушла. Но Катя… со мной такое впервые… И я объясняю это просто, почти на том же уровне понимания как физики, так и психологии человека, что и у Гришечкина: у нас разные полюса, нас должно влечь друг к другу. У всех остальных парней одинаковые с Катей полюса. Их отталкивает. Правда, в цепи моих примитивных рассуждений есть уязвимое звено: меня-то к Самедовой тянет, а вот она душевно даже не шелохнется, не отреагирует ни словом, ни взглядом. И мне горько сознавать это.

Мимо проходит Персиков. Я знаю этого альпиниста – вернее, слышал о нем еще в те времена, когда он начинал, был разрядником. Известно его достижение – он осуществил с группой смелых ребят подъем на одну из сложных вершин Центрального Кавказа и спуск с преодолением отвесно-вогнутой скалы. По этому маршруту до него никто не ходил. Представляю, каково ребятам было ночевать на той скале в какой-нибудь подвешенной к крючьям палаточке Здарского!

Но я сроду не думал, что он такой красавец, этот Персиков.

Вот он ходит по лагерю в шортах под ремень. Из-под них сбегает, обрисовывая бедра, черное трико. Это, так сказать, костюм для отдыха. На леднике, помнится, его лицо было закрыто темным плексигласовым или целлулоидным щитком, предохраняющим от ультрафиолетовых лучей, а на плечах морщинилась прозрачная курточка не то из нейлона, не то из полиэтилена. Точно такие делают для продуктов непромокаемые мешочки.