Люди, горы, небо

Заглянули и в инкубатор, куда рабочие сносили рамки с икрой. Здесь стоял полусумрак, окна были затянуты черной кисеей. Икра не любит света, не зря ведь и рыба зарывает ее на тридцать-сорок сантиметров в грунт: это боязнь фотосинтеза.

Стопки рамок стояли теперь опущенные в деревянные ванны – секции с чистейшей проточной водой. Здесь икре стоять долго, месяца четыре, а чуть начнется выклев, все это хозяйство перенесут в мальковый питомник. Провалится этакий бутуз с желточным пузырем сквозь решетки, а уж в питомнике его и подкормка ждет, чтобы скорей набирал в весе.

С началом паводка питомник будет затоплен, и в мутной воде мальки уйдут в озеро. Малек нерки – существо нежное, рисковать не торопится, до года-двух в свое удовольствие поживет в озере, затем пойдет в реку, где тоже основательно обживется, никак не меньше года и, лишь достаточно окрепнув, приобретя иммунитет едва ли не на все случаи жизни, скатится в океан. А вот малек горбуши, например, сразу скатывается в океан – в стихию неведомую и грозную: авось благодаря махоньким размерам и некоторому нахальству никто не заметит, никто не уследит.

– Это все более или менее понятно, – сказал Шумейко, лишь только они вышли наружу; Потапов с Гаркавым в инкубатор не ходили, занялись чем-то своим, и ему. представилась возможность потолковать с директором наедине. – Процесс выверенный, как ход часов. Брака, вероятно, не бывает?

– Да знаете, по-всякому… мальки – они тоже внезапным болезням подвержены, случаются потери…

– Допустим. Хотя возможность этих потерь вы тоже, вероятно, учитываете. Но я сейчас не об этом хочу… Меня меньше интересуют мальки, чем зрелая рыба. Так вот, в связи с этой рыбой, какие у вас отношения с рыбкоопом?

Директор смутился, взглянул на него, на сопки, полукругом сбегающие к реке; рыборазводный завод за их отрогами был истинно как за каменной стеной; было чем полюбоваться – пейзаж лечил душу, радовал глаз, питал надежды на предстоящий охотничий сезон: утка там, глухарь, а то и медведь… Бывший фронтовик, солдат, директор, конечно, умел обращаться с оружием и охоту уважал. Да и кто на Камчатке не уважает охоту, не любит утиного мяса либо там глухаря, тушенного в сметане! Нагульный медведь – штука тоже лакомая.

– Это вам Потапов нажаловался?

– Не имеет в конце концов значения. Важен сам факт.

– Было, было, – ссутулился директор, – попутал черт… Да и рыбкооп не частники все же, солидная организация. Мы это законно оформили, за деньги, не даром…

– А право вы на это имели?

Директор хотел смолчать, но не утерпел, криво усмехнулся.

– Право… Много вы вокруг замечаете, чтобы по правам жили?

– Но, может, кто-то должен и пример показывать? Вы лично хотя бы?.. А к вам, допустим, и я без лишних слов примкну.

Стороной прошла женщина – тоже высокая, не полная и даже не склонная к полноте, но и не худая: при тонкой талии грудь казалась тяжеловатой, крупно вырисовывались под платьем бедра… («Жена, – решил Шумейко, отметив с завистью: – Славная пара. Да и сохранились как, при таком-то изобилии еды, всякой дичи и не дичи. А кофточка на ней действительно, если не шерсть, то нейлон, японская, крупной вязки».)

Прошли к берегу, где лежало что-то прикрытое куском брезента. Шумейко сдернул брезент.

– Сетка ваша?

Помедлив, директор сказал:

– Нет.

– Напрасно отказываетесь. Больше никто в протоке не поставит, у рыборазвода на виду.

– Да подумайте, зачем нам рыба? У нас ее вон сколько, лови руками.

– Там, во-первых, сразу с реки – посвежее. Икра помягче. Но я как раз не вас имею в виду. Жить на рыбе, возиться с рыбой и не есть рыбы – так не бывает, ни к чему этот искус. Я имею в виду, что лишь сетка – ваша. А поставил ее кто-то другой – полагаю, не без вашего ведома.

– Всего-навсего ваши догадки это…

Шумейко развел руками.

– Ну, как знаете. А документик придется составить. Сеточку возьмите пока на хранение – у вас все-таки производство, авось пригодится для дела.

Нет, не преступник здесь жил, не злостный браконьер, но человек, явно поступившийся принципами, а раз так, то и злоупотребляющий служебным положением.

Но кто же все-таки пользовался сеткой?

15

Шумейко с Сашей пришли в баню, когда народу поднабралось уже основательно. Было здесь душно, мыльно, осклизло, у приоткрытой форточки клубился пар – словом, как всегда в субботу. На них почти и внимания не обратили, а старшего инспектора никто еще толком не знал в лицо. Он взял таз и присел на свободное место с краю лавки, где вовсю что-то такое вещал намыленный с головы до ног яростно растирающий себя мочалкой некто жилистый и поджарый.

– Игорь Васильевич, пока места нет, я в парную…

– Ага, давай, я тоже сейчас, только вот намылюсь разок.

Постепенно Шумейко притерпелся к знакомости голоса под боком, как бы мальчишеского, но с сиплотой. А притерпевшись, все же вспомнил: сидел он бок о бок не с кем иным, как со Шлендой-браконьером, похожим на Челкаша. Так сказать, герой первой стычки старшего инспектора с нарушителями порядка на реке.