— Сия Золотая баба и есть Солнцева мать! Кто к ней прикоснется, тот обязательно богатым станет, во всех делах тому удача, так остяки говорят…
— А где та баба стоит, ведомо ли?
— Остяки ведают… А вот давайте гостя нашего спросим, — кивнул на Кучегея Подрез.
Зоркальцев по-остяцки спросил Кучегея, знает ли он, где стоит Золотая баба.
Тот, подумав, ответил:
— Дед мой знал, я не знаю… Шаманы знают, рассказывают, что у ног ее панцирь лежит первого русского атамана…
— Ермака то панцирь! — воскликнул Зоркальцев. — Уйдем на Обь, сыщем бабу!..
— Мужики, — подал голос Черницын, — коли уйдете без указу, то за измену почтено будет государю, крест ведь ему целовали!
— Оська тоже крест целовал, а все против государева указа творит, сие хуже измены! — вскричал Зоркальцев. Мужики согласно загудели. Кузьма, не желая озлоблять их, приумолк.
Глава 16
— Стало быть, говоришь, мужики измену замышляют? — спросил Щербатый прибежавшего к нему в съезжую Кузьму Черницына. Тот, едва привез его Кучегей в город, сразу кинулся в съезжую избу.
— Доподлинно так своими ушами слышал… Гришка грит, надобно Дон на Оби завести… Мужики и собрались на плотах бежать к Сонцевой матери….
— Кто из мужиков на обеде был? Кто боле других глотку драл?
— Максимка Зоркальцев, Федька Вязьмитин, Семка Генин да Олтушка Евдокимов… Они главные заводчики!
— Ладно, разберем!
Выйдя к подьячим, он увидел сидевшего у входа пятидесятника конных казаков Филона Климентьева и велел:
— Зайди ко мне!
Когда Филон вошел в его кабинет, приказал:
— Возьми десяток верховых казаков и одни сани, езжай в Верхнюю слободу да привези мужиков: Максимку Зоркальцева. Федьку Вязьмитина, Евдокимова Олтушку и… Кто там еще? — обратился он к Черницыну.
— Семка Генин.
— Вот и его! Вези всех сюда, к вечеру чтоб были тут! Измену замышляют…
— Исполню немедля! — Придерживая саблю, Климентьев выбежал на улицу.
Еще до сумерек мужики предстали перед грозным воеводой.
— Значит, Дон завести захотели? От государя бежать?..
— Да и не мнилось такого… — начал было Зоркальцев, но Щербатый перебил его:
— Закрой пасть! Кузьма Черницын сказывал, как ты громче всех базлал!..
Он подскочил к Зоркальцеву и сбил его ударом в бороду на пол.
— Я вам покажу, как государю изменять!
— Иосип Иванович! Сам посуди, куда нам бежать? У кажного дети… Здесь хоть пашня есть, а в урмане разе проживешь!.. — принялся убеждать Семка Генин. — Пьяным обычаем то болтали, винимся пред тобою….
— Вы не предо мною, перед государем виноваты!..
— Не было с нашей стороны злого умысла, — поддержал Генина Вязьмитин.
— А с чьей был? Кто первый сказал, чтоб Дон на Оби завести?
Мужики, потупившись, молчали.
— Че молчите? На виске встряхнуть?..
Мужики переглянулись. Вязьмитин проговорил:
— Гришка Подрез говорил, что можно бы по Оби вольные земли сыскать…. Так мы согласились, что земель таких там сыскать можно, а чтоб бежать — такого уговору не было…
— Стало быть, Гришка главный заводчик!.. А вы, тьма египетская, уши развесили! Ладно, на первый раз прощаю, отдаю на поруки прикащику вашему. А впредь, коли такие речи слушать будете, кнута отведаете! Пошли вон!
Не первый извет о подобных разговорах получал Щербатый. Не придал бы особого внимания и этому: мужик есть мужик, всегда помышляет о вольных землях, хотя сыскать да обустроиться на таких землях даже в Сибири непросто. Однако то, что заводчиком был Подрез, его даже обрадовало. Кажется, попадется сей раз на крючок: измена — дело нешуточное!
Щербатый вызвал к себе Петра Сабанского и Ваську Былина.
— Составьте вместе с Чебучаковым челобитную на Гришку Подреза. Подбивает мужиков на измену! Надобно предупредить сей заговор, дабы не стал он подобно заговору Белиловца, и городу утраты чтоб не было.
Он поведал о том, что рассказал Черницын.
— Сделаем! Так, что и дядя его Левонтий не поможет на сей раз! — обрадованно воскликнул Былин. — Все мы подпишем!
Щербатый поморщился:
— По уму сделать надобно: не одни чтоб дети боярские да лучшие служивые подписали челобитную, а чтоб была челобитная на Подреза о воровстве его ото всего города! От него многим были обиды, всех соберите, и посадские чтоб подписали и жилецкие… И про винокурню напишите и холопление. Уберем его, и нам больше будет прибытка…
— Составим, не отвертится! — сказал Сабанский.
— Прежде чем станете подписывать, мне покажите!