Люди государевы

Батасов допросил монаха Иоасафа, пономаря Николаевской церкви Ивана, подьячего Сабурова, но все они показали, что Андреянов таковых слов не говорил, а только Аника кричал, что-де комендант изменник. Глебовского покуда оставили в покое.

Черные расспросы велись весь август. Через двадцать дней посланные в Тару дощаники вернулись, и на них привезли вторую партию арестантов в 114 человек, начальником караула был поручик Маремьянов.

Работы в пытошной избе стало вдвое.

В самый разгар расспросов пришел, наконец, указ из правительствующего Сената, в котором было поведено розыск чинить без послабления и создать для того Тайную канцелярию тарских розыскных дел, во главе которой ведено поставить было вице-губернатора Петрово-Соловово. Указано было особо сыскивать раскольников, как к тому делу касательных.

— Что ж, Александр Кузьмич, с богом приступай к делу для блага его императорского величества и отечества! — прочитав указ, благословил вице-губернатора князь Черкасский и про себя вздохнул с облегченьем: не ему отвечать за дело далее.

Вице-губернатор важно приподнял подбородок, похожий на половинку репы, и сказал:

— Чаю, Алексей Михалыч, кончить расспросы, а после сыскивать пустынников, в первую голову старца Сергия.

— Делай, как за благо почтешь, Александр Кузьмич, ты теперь розыску голова. Кончишь дело, тебе и с отчетом в столицу ехать…

Глава 42

— Нешто ты нехристь? Аль с бородой-то у вас, голорожих, и ум сымают! Не видишь, дите недужит, к бабке нам надобно на посад, травки лечебной взять… — убеждала жена Падуши, Анна, стоявшего на карауле у городских Спасских ворот солдата Исака Микулина.

— Без бумаги пущать не ведено! — в который раз говорил он.

— Да не надолго мы, травки возьмем и вернемся, — ласково проговорила молчавшая до этого Дашутка. И Микулин сразу помягчел.

— А капрал увидит, так на обвахту за вас сядешь?

— Не увидит, солдатик, не увидит, мы скорешенько обернемся… У те ведь душа-то добрая, дите жалко…

— Тьфу! Ступайте, да только живо!

— Мигом мы, мигом…

Женщины направились было к посаду, но когда ворота скрылись из виду, круто повернули влево, и пройдя мокрой от холодной утренней росы поляной, вышли на дорогу.

Они резво пошли по дороге. Но через полчаса Дашутка вдруг замедлила шаг и опустилась на обочину.

— Ты че, Дарья?

— Не могу я с тобой идти, Анна, прости меня… Без Василия не смогу жить… Вернусь.

— Куда ж ты вернешься? Братовьев твоих всех забрали, отца тоже… И тебя засадят…

— Ниче, найду, где укрыться… Да и Чередовых еще на Таре много… А ты по дороге-то лучше не ходи, рядом с ней лучше, татары тут ездят, схватят… Ну, прощай. Спаси Христос!

У ворот Микулин спросил, улыбаясь.:

— Где вторая-то?

— Вернется, вернется скоро, — сердито ответила она и прошла мимо.

Микулин озадаченно поглядел ей вслед, удивляясь перемене нрава.

К воротам подкатил возок, в котором сидел, развалясь, раскрасневшийся судья Верещагин.

— Отворяй! — крикнул он.

— Извольте бумагу, — сказал Микулин.

— Ты че, ослеп! Вот я тебя шелепом-то перетяну, дак раскроешь зенки! — завопил Верещагин. — Ты вишь, кто пред тобой!

— Капрал Балашов не велел никого пускать без разрешения полковника Батасова, — твердо сказал Микулин, хотя знал, что перед ним судья Верещагин. Еще сразу после взрыва возле дома Немчинова, несмотря на суматоху, Микулин заметил его и не мог никак вспомнить, где он видел его.

— Ах, ты вошь казенная! Гнида вонючая! Меня не пропускать! — замахнулся на Микулина Верещагин кнутом с перекошенным от ярости лицом.

— Но! Стрелять буду, господин судья! — сдернул с плеча фузею Микулин, выставив штык перед собой.

Глянув на искаженное яростью лицо, в налитые кровью узкие глаза, он вдруг узнал его. Вот с такой же гримасой лежал под кнутом на съезжем дворе убивец… Лет пять прошло, кажется, то было в Тюмени…

Точно, он. Только фамилия, помнится, была другая. Тогда еще один офицер спросил майора Лихарева, кто таков и за что на правеже, и тот ответил, что арестант Семенов, мол, в драке заколол кого-то посохом…

Все это в одно мгновенье вспомнилось Микулину, и он, по-прежнему держа перед собой штык, одернул судью:

— Осади!..

Верещагин, брызгая слюной, заматерился.

— Понагнали изменников и поноровщиков бунтовщикам! Я б давно всех переловил да на кол! Только знаете ворота караулить да мне мешать! И полковник твой изменник, бл…дин сын! Пропускай! — напирал Верещагин.

Но Микулин стоял так же с направленным в его сторону оружием.

— Ладно, собаки, вы у меня еще поплачете с вашим полковником!

Верещагин тяжело сел в возок, круто, так, что оторвались с одной стороны колеса от земли, развернул его и погнал лошадь по пыльной улице.

Отстояв положенные часы на карауле, Микулин пришел в дом Аники, где определился на постой, в раздумье, не зная, что ему делать. Хотел посоветоваться с сержантом Данилой Львовым, но того с несколькими солдатами полковник Батасов отослал на поимку Байгачева. Так и остался Микулин при своем открытии, не зная, с кем поделиться.