Люди государевы

— Илья Микитич, коли войско меня не оставит, могу послужить для пользы мира! — сказал Подрез, повернувшись к Бунакову.

— Как? — вяло спросил Бунаков.

— Коли кинет воевода меня в тюрьму, объявлю на него измену в великих царственных делах! А изменнику сидеть ли на воеводстве. По воле войска ты можешь стать первым воеводой!..

Бунаков оживился и, вскинув брови, воззрился на Пущина и Яроцкого:

— Федор, Михайло, поддержит войско?

— Ежели что, подымем казаков! Всем Осип крепко насолил, все радехоньки будут, коли государь его уберет.

— За тебя, Илья Микитич, заедино встанем! — поддержал Ерголький. — Загосударился Щербатый вконец!

— Ладно… Слышал, Григорий: войско тебя не оставит! — многозначительно глянул на Подреза Бунаков. — Подождем, может, одумается Осип Иванович, не даст ходу сей челобитной!

— Как же одумается он! — с сомнением покачал головой Иван Володимирец. — Всем миром заедино держаться надобно. А ты, Гришка, меньше дури, и войско тебя поддержит!

Молчавший до этого дьяк Патрикеев сердито сказал:

— Токмо о разговоре нашем никому ни слова! Оська змей изворотливый, прознает, пакость какую враз придумает против мира!

Глава 18

Апреля в 9-й день ко двору Григория Подреза прискакали холопы Щербатого: Вторушка Савельев, Федька Воронин и Савка Григорьев.

— Гришка, воевода тебя кличет в съезжую! — не слезая с коня, крикнул Воронин.

Григорий настороженным прищуром окинул гонцов:

— По какой надобности?

— Не ведаем!

— Ладно, приеду!

— Велено немедля с нами ехать! Воеводы и дьяк ждут!

Вторушка Савельев спрыгнул с коня, подошел к Григорию и громко сказал:

— Мы люди подневольные, нам велено без тебя не быть!

Подойдя вплотную, прошептал:

— Челобитная на тя пришла, на седмице уж вторая… За караул хотят взять, тюремного дворского к съезжей призвали…

Григорий скрипнул зубами и крикнул:

— Щас поедем!

Вбежал в дом, надел лазоревый кафтан, шапку с собольим исподом, сунул за опояску кинжал в ножнах, выбежал во двор, вскочил на неоседланного жеребца и галопом понесся по улице, беспрерывно подгоняя коня голенищами сафьяновых сапог. Гонцы едва поспевали следом.

В подъем на Воскресенскую гору взлетел, не убавляя ходу, проскакал через наполовину уже поднявшийся сруб новой башни проездных ворот, соединившей также наполовину поднятые тарасные стены городьбы и направил коня к съезжей избе, на крыльце которой стояли воеводы Щербатый и Бунаков с дьяком Патрикеевым. За спиной Щербатого дети боярские Васька Былин с Митькой Белкиным шептались…

Григорий резко осадил коня и прокричал, глядя на Щербатого:

— Чего звал?

— Тюрьма по тебе плачет! От всего города на твои воровские дела челобитье! Ступай на тюремный двор своими ногами, либо силком уведут!

— Ах ты, падла, воеводишко драный! По своей воровской челобитной меня в тюрьме сгноить хочешь! За все ответишь, тварь!

Подрез спрыгнул с коня, взбежал на крыльцо, выхватил из ножен кинжал и замахнулся на Щербатого. Тот побледнел и, защищаясь, выставил руки перед собой. В тот же миг справа из-под мышки, как черт из табакерки, выскочил Васька Былин и, будто клещами, перехватил руку с кинжалом, отвел в сторону и ловкой подножкой повалил Григория на крыльцо. Все растерянно взирали на происходящее. Лишь Митька Белкин кинулся на помощь Былину. Вдвоем они отобрали кинжал и завернули руки Григория за спиной.

— Как ты смел на государева воеводу руку поднимать?! — крикнул Былин и ткнул Григория кулаком под ребро. Кривясь от боли, Подрез прорычал:

— Это вор-р-р!

— В тюрьму его! — пришел в себя Щербатый. — Филон, помоги! — приказал он пятидесятнику Климентьеву.

Держа с двух сторон Григория под руки, Былин и Белкин повели его к тюрьме. За ними шли Климентьев и тюремный дворский Татаринов.

— Братцы! — кричал всем встречным на улице Григорий. — По воровской воеводской челобитной страдаю безвинно! Сей вор скоро и вас всех изведет!..

Перед тюремными воротами он неожиданно выдернул правую руку из рук Белкина, присел, выхватил из-за голенища нож с плоской костяной ручкой и ударил им Ваську Былина. Тот успел отпрянуть, но острие ножа цепануло плечо, рассекло камку кафтана и оставило на теле кровавую линию.

Григорий в полупоклоне подался вперед и закрутил перед собой ножом:

— Взяли, воеводские жополизы!

Но тут к нему, выхватив саблю из ножен, подскочил Климентьев и дико заорал:

— Брось нож! В куски изрублю!

Григорий выпрямился, посмотрел с ненавистью на Климентьева и швырнул нож на землю.

— Зря, Филон, не рубанул черта! — держась за плечо, сказал Васька. — Митька, обыщи-ка борзого!

Белкин ощупал кафтан, штаны Григория и нашел за голенищем левого сапога еще один нож.

— Воистину Подрез окаянный! — покачал головой Климентьев.

Глава 19

Его втолкнули в тюремную избу. Григорий, сделав шаг от порога, остановился, ничего не видя после солнечного света. Когда глаза привыкли к сумраку, он увидел перед собой лохматого мужичонку, ощерившегося беззубой ухмылкой. Это был тюремный сиделец Степка Солдат.

— Братцы, у нас новый сиделец! — обратился он радостно к двум мужикам, сидевшим на лавке у проруби оконца, в кое только кошке пролезть.

И Григорию: