Люди и боги

— Знаешь, Ориджин, — молвил ганта Гроза, теребя ус, — если Агата хочет тебе помочь, то сейчас — самое время.

Все трое гостей были рядом: выдвинулись во фронт, чтобы рассмотреть замок. Эрвин обратился к ним:

— Господа, я намерен выехать вперед, на переговоры с графом Эрроубэком. Как полагаете, сколько человек эскорта мне стоит взять с собою?

— Вперед — это вон туда, под катапульты? — уточнил Гроза, махнув нагайкой в сторону плотины.

— Именно.

— Бери всех, Ориджин. И прячься за спинами, авось выживешь.

— Благодарю за совет. А как вы считаете?

Эрвин глянул на остальных гостей.

— Возьмите шестнадцать человек, милорд, — посоветовала мать Корделия. — Вместе с вами будет семнадцать, это число Праматерей.

— Возьмите только знаменосца, — сказал Давид. — Я полагаю, число не важно. Если граф пожелает убить вас, он в любом случае сумеет.

Эрвин поразмыслил недолго.

— Святая мать, я приму ваш совет: пускай будет семнадцать. Дамы и господа, кто из вас желает составить мне компанию?

— Почту за честь, — склонила голову Корделия.

— Праотцы желают, чтобы я был с вами, — произнес Давид.

Ганта издал смешок:

— Коли там прикончат герцога Ориджина, то я должен это увидеть! А мой конь лучше ваших, если что — сбегу первым.

Вдоль дороги тянулись провода. Шеренга столбов, похожих на мачты, поддерживала их. В пролетах между столбами провода провисали так низко, что казались не то усталыми, не то больными. К тому же, они жужжали. Гул звучал тихо, но так плотно заполнял воздух, что ощущался даже сквозь стук копыт. Не слышался, а чувствовался, будто зуд на коже. Уууууууууу.

Семнадцать всадников двигались по обочине дороги, держась как можно ближе к проводам. Единственный маленький изъян замковой обороны: катапульты не станут бить сюда, чтобы не повредить искровую линию. Вот арбалетчикам провода не помеха, но дальность прицельного боя арбалета известна и не так уж велика.

Капитан Гордон Сью нес белый флаг, кайр Джемис — нетопыря со стрелою. Остальные одиннадцать кайров имели длинные рыцарские копья и тяжелую броню. В случае чего, они должны прикрыть отход герцога. Впрочем, ганта Гроза был прав: лишь его конь достаточно скор для бегства. Боевые жеребцы северян хороши силой и выносливостью, но не быстротой.

Гости — священник, монашка, разбойник — ехали сразу за знаменосцами. Мать Корделия держалась со спокойствием, достойным Ульянинского ордена. Отец Давид, напротив, читал молитвы одну за другой, перебирая костяшки четок. Впрочем, надо отдать должное: за спины рыцарей он не прятался. А ганта во все глаза рассматривал замок. И было на что взглянуть!

Несколько могучих бастионов выдавались прямо в поле, как волнорезы. За ними следовал ров, за рвом вздымалась первая стена. Кроме верхней галереи, она имела еще два ряда нижних амбразур. И вся она — с галереями, нижними бойницами, башнями, мостами на бастионы — кишела стрелками. Их шлемы были начищены до блеска, и стена буквально искрилась солнечными зайчиками, как трава росою. А за первой стеной шла вторая, выше первой, ее занимали расчеты баллист и катапульт. Над нею вздымалась третья, отданная резервным отрядам. Три стены, усеянные башнями и мостами, напоминали гранитный лабиринт. Собственно, это и был лабиринт — наверняка между стен устроена целая череда тупиков и ловушек.

Ганту Грозу и остальных поразила мощь этой цитадели. Эрвину же не было дела до стен и стрелков. Лишь одно произвело впечатление: центральное здание замка, вздымавшееся над стенами, было красным. Его сложили из любимого альмерцами рыжего кирпича. Раннее утро искажало цвета, и рыжий становился кровавым. Багряная башня в окружении темно-серых стен — красиво. Иона оценила бы.

— Дистанция, — сообщил кайр Джемис.

Эрвин проехал еще дюжину ярдов, чтобы не показывать излишней осторожности. Остановился, снял перчатку и помахал ею над головой. Знаменосцы взметнули к небу оба флага — герцогский и белый. Герцог Ориджин зовет графа на переговоры.

Кайры уперли копья в землю. Эрвин уронил руки на луку седла. Потянулось ожидание.

Ганта Гроза указал нагайкой на ближний бастион:

— Вон те могут нас достать длинным луком.

Эрвин только пожал плечами.

— Милорд, как вы полагаете… — начал отец Давид. Осекся, извинился.

Можно понять его тревогу: давно не был на войне, отвык. К тому же, он-то без доспехов. Первая же стрела… Эрвин мог бы пожалеть Давида и объяснить ситуацию. Описать, в каком положении оказался граф Эрроубэк. Формально граф — вассал приарха Галларда и должен исполнять приказы сюзерена, а Галлард прикажет любой ценой остановить армию северян. Но в декабре Эрроубэк сговорился с ненавидимой приархом Аланис и признал над собою ее власть. Ее, а не Галларда. Конечно, приарх не забыл и не простил этого. Теперь граф находится меж двух огней и вряд ли ринется в бой очертя голову. Хотя бы поговорит для начала, прежде чем стрелять.

Стоило бы рассказать это Давиду, чтобы успокоился. Да и ганте Грозе полезно бы понять мысли Эрвина. Но слишком много слов требуется, и слишком мало сил в запасе. Снова приходит духота, равнодушие, усталость…