Люди и деньги

Однако уже на этой стадии отношения между ребенком и окружающими его вещами не двусторонние, они опосредствованы отношениями с другими людьми. По свидетельству Ж. Пиаже, уже 8–12-месячные дети демонстрируют явные признаки ярости и агрессии, когда у них отбирают игрушку и отдают другому ребенку (Piaget, 1932). Именно контроль взрослых над желанными для малыша предметами обеспечивает процесс «воспитания», то есть формирования необходимых социальных навыков (по принципу «Никакого десерта, пока не съешь суп»; «Еще раз так сделаешь — не будешь смотреть телевизор»).

Такого рода воспитательные интервенции не только формируют у ребенка социально желательное поведение, но и заставляют его воспринимать вещи как награду, своего рода приз за выполнение тяжелых, но необходимых обязанностей. Именно так воспринимается акт потребления во взрослом обществе.

Для подростка определенные вещи (модная одежда, музыкальные диски и аппаратура, другие предметы «активного времяпрепровождения», такие как роликовые коньки, велосипед и т. п.) становятся как бы продолжением его личности. Однако вопреки расхожему мнению о «вещевом фетишизме» подростков взрослые в гораздо большей степени склонны определять себя через то, чем они владеют, а не через то, чем они занимаются.

Именно в зрелом возрасте имущество начинает определять не только социальный статус, но и личные достижения человека. Обладатель большого дома, дорогой машины, хорошей мебели, новейшей техники оценивается окружающими как успешно сдавший экзамен на личностную зрелость и социальную успешность.

С возрастом предметы, которыми обладает человек, становятся не просто знаками его социального статуса, но и хранилищами личных воспоминаний. Прошлое является одной из важнейших составляющих личности. Вещи представляют собой удобное средство хранения воспоминаний и чувств, связанных с прошлыми событиями. Сувениры, привезенные из поездки, напоминают о счастливо проведенном отпуске, а фамильные реликвии — об истории семьи, подобно тому, как исторические памятники создают ощущение национальной истории.

Но как объяснить привязанность некоторых к старинным вещам, которые не достались им по наследству и не связаны с семейной историей? По мнению американского психолога Рассела Белка, коллекционирование антиквариата также можно объяснить как попытку «расширения Я» посредством идентификации с эпохой, местом или личностью, обладающими особо ценными чертами — славой, исключительной редкостью или утонченным вкусом. К тому же предметы старины всегда несут на себе налет «старого доброго времени», которое человек склонен идеализировать, наделяя его атрибутами и ценностями, которых ему не хватает в настоящем (и которые, скорее всего, никогда не существовали в действительности).

Подобная компенсаторная функция вещей не раз становилась предметом психологического исследования. В одном из таких исследований (Wicklund & Gollwitzer, 1982) было показано, что студенты, обучающиеся по программе МВА, не уверенные в будущей успешной карьере, чаще покупают предметы, символизирующие деловой успех, — дорогие часы, авторучки, атташе-кейсы, деловые костюмы и обувь. Авторы отмечают, что эти предметы служат их владельцам своего рода амулетами, призванными обеспечить удачную карьеру.

Если обладание вещами призвано укрепить нашу идентичность, которой угрожает уничтожение и распад, то избавление от ставших ненужными вещей, как правило, сопровождает переломные моменты жизни, когда мы сбрасываем прежнюю идентичность, как старую кожу. К таким жизненным событиям относятся окончание школы или института, женитьба, переход на новую работу, развод, переезд, выход на пенсию.

Мы вынуждены избавляться от старых вещей и в тех случаях, когда они больше не удовлетворяют нашим представлениям об идеальном «Я». Это случается либо когда изменяется само идеальное «Я», либо когда образ объекта больше не удовлетворяет представлению об идеальном «Я». Первое произошло с западными женщинами, внезапно переставшими носить шубы из натурального меха из сострадания к диким животным. Второе происходит каждый раз, когда мы выбрасываем одежду, вышедшую из моды.

Однако приведенные примеры не означают, что вещи, которыми мы обладаем, лишь сковывают творческую личность или служат костылями для слабого и хрупкого «Я», готового исчезнуть, как лицо, нарисованное на прибрежном песке. Имущество, составляющее часть нашего «расширенного Я», выполняет важные функции в жизни здоровой личности. Вещи позволяют нам манипулировать своими возможностями и представлять себя другим в наиболее выгодном свете — особенно малознакомым людям, которые не могут реагировать непосредственно на наши личностные качества.