В статье психолога-консультанта Екатерины Михайловой «Первое лицо, единственное число» (Михайлова, 2004) анализируется, как российские женщины-руководители используют одежду в качестве метафорического сообщения. Как и в работе Мюррея, в этой статье символика одежды рассматривается как постоянный поиск компромисса между жестко фиксированными культурными значениями и попыткой выразить с их помощью индивидуальный опыт, построить собственную профессиональную или социальную идентичность, сконструировать некое сообщение, прочитываемое окружающими.
Одна из клиенток Михайловой всегда одета в подчеркнуто женственные, «дамистые» костюмы от известного местного дизайнера, цветовая гамма — розовая, белая, сиреневая — воспринимается на фоне «коридоров власти» как неожиданная и почти неуместная. «Это, однако, не промах, а прием», — утверждает автор.
Другая ее клиентка носит на рабочем месте сарафанчик, надетый поверх кашемирового свитера и представляющий собой довольно экстравагантную вещицу «старушечьей» расцветки (в мелкий цветочек), отделанную объемными
Автор отмечает, что оформление собственной внешности выступает для ее героинь как довольно емкое сообщение. Это всегда нечто большее, чем простое следование норме или ее нарушение. В оформлении внешности всегда присутствуют вторые и третьи планы, скрытые цитаты и дополнительные уровни сложно организованного сообщения.
«Если бы объемная розочка на спине любимого сарафана заговорила, это был бы достаточно пространный монолог. В нем нашлись бы слова и для вызова общепринятым представлениям о бизнес-леди, и для демонстрации весьма изысканного вкуса и предпочитаемого бренда, и для сообщения о сочетании несочетаемого, и для озорного выпада в адрес смотрящего в спину и бесстрашия повернуться
Через символику одежды российские бизнес-леди выражают важные вопросы своего профессионального и личного развития: соблюдение жесткой ролевой модели, «игра по чужим правилам» в жестком мужском мире, проявление индивидуального стиля в поиске целостности, выражение своего социального и культурного опыта.
Многие жители западных стран, приезжающие в Россию, отмечают, что в нашей стране одежде уделяется повышенное внимание. На улицах Москвы гораздо больше тщательно и продуманно одетых женщин, чем на улицах Берлина, Нью-Йорка и даже Парижа. Причем если европейцы и американцы задумываются о том, что одеть, лишь по особым случаям (поход в театр, в ресторан, на важную деловую встречу или любовное свидание), то многие россиянки наряжаются и накрашиваются даже тогда, когда отправляются на прогулку с детьми или в магазин за покупками. У иностранцев это вызывает недоумение, а порой и насмешку.
Впрочем, не меньшее недоумение у россиян вызывают постоянные разговоры американцев о ценах на недвижимость, о необходимости поиска нового дома для своей семьи, ревнивый подсчет числа спален и санузлов в домах коллег и друзей (чем их больше, тем, разумеется, «круче», независимо от размера семьи).
Вероятно, относительная дешевизна и доступность любой одежды для среднего европейца и американца привела к тому, что она уже перестает быть дифференцирующим признаком, знаком социального и культурного статуса. Таким знаком для жителей экономически развитых стран становятся автомобиль и тип жилья. А для россиян, большинство которых не может похвастаться большим количеством спален и ванных комнат, самым популярным способом личной и социальной идентификации остается одежда. Именно поэтому мы ходим на базар в туфлях на высоких каблуках и ездим в метро в норковых шубах.
Покупаю, следовательно, существую