Люди и динозавры

Де Фиссер приводит следующее описание лошади-дракона из Шуй ин ту, написанной до времени династии Чань (557–589): «Это — доброжелательная лошадь, жизненный дух речной воды. Ее высота — восемь чи, пять цунь; ее шея длинная, а тело покрыто чешуей. У ее ног — крылья, по бокам свисает шерсть. Ее крик состоит из девяти тонов, она ходит по воде и не тонет. Она появляется во времена знаменитых правителей». Похожее описание в комментарии к одному из наиболее почитаемых древнекитайских письменных памятников Шу цзину (кит. Книга преданий) приводит ученый конфуцианец времен ханьского императора У (140–85 до н. э.) Кун Аньго: «Лошадь-дракон — жизненный дух Неба и Земли. В качестве существа, его форма состоит из лошадиного тела, однако у него драконья чешуя. Поэтому зовется «лошадью-драконом». Его высота — восемь чи, пять цунь. У настоящей лошади-дракона по бокам крылья, и она ходит по воде и не тонет». В работе Юань цзянь лэй хань, написанной в 1710 г. Чжан Ином, та же лошадь описывается следующим образом: «Лошадь с драконьей чешуей, хвостом огромного змея, кудрявой шерстью, круглыми глазами и мясистой холкой». В Тайпин юй-лань описывается появление лошади-дракона в 622 г. Она имела чешуйчатое драконье тело с пятицветными пятнами и лошадиную голову с двумя белыми рогами, во рту держала предмет длиною в три-четыре чи. Эту лошадь видели на реке; она прошла около ста шагов по поверхности воды, оглядываясь по сторонам, а затем исчезла.

Напомним, что в американских коллекциях Вольдемара Джульсруда и Рассела Барроуза встречаются изображения как сухопутных, так и водных ящеров с гривой (фото 30). Грива часто упоминается и в многочисленных современных описаниях встреч с водными реликтовыми животными, о которых мы еще будем говорить на страницах нашей книги.

Де Фиссер делает важное указание на то, что в древности в Японии производились также и человеческие жертвоприношения, адресованные божествам рек в облике драконов. В частности, ими умиротворялись «Водные отцы» (яп. «мидзути», записывается иероглифом цю и означает рогатого дракона), подобно китайским драконам мешавшие людям, строившим набережные укрепления. В Китае такая проблема решалась куда более гуманно — драконов попросту прогоняли с помощью предметов из железа, которое они категорически не переносили: «многих могучих змеев убивали, или прогоняли с помощью единой иголки». Не исключено, что именно отсюда происходит известный мотив русской волшебной сказки о железной игле, в которой заключается смерть Кощея Бессмертного.

Очевидные корреляции славянской и дальневосточных традиций заставляют подозревать наличие между ними вполне определенных связей или, что более вероятно, существование объективного явления одного и того же порядка, одинаковым образом повлиявшего на их формирование. В качестве такого явления могли выступать совершенно конкретные реликтовые чудовища, с которыми приходилось иметь дело населению столь отдаленных друг от друга районов евразийского континента.

Ящер на новгородских гуслях позволяет надежно связать воедино ритуальную игру на берегу Ильмень-озера и задержку корабля Садка морским царем за многолетнюю неуплату дани. Ящер, «залегающий путь», требует человеческой жертвы («Не пошлины Поддонный царь требует, А требует он голову человеческу»), и Садку по жребию приходится опуститься на дно морское.

Заметим, что мотив «залегания дороги» чудовищем (Волкодир, Соловей-разбойник, Змей) и последующей ее расчистки героем — распространенный сюжет русских былин и волшебных сказок. Важно, что залегание дороги в этой ситуации воспринимается как некое глобальное событие, затрагивающее мироосновы. Само понятие «залегания» наталкивает на мысль о том, что социуму преграждается какой-то важнейший «канал связи»: в одной из русских былин залегание дороги лишает людей хлебных запасов. В сказке никакой активной угрозы от чудовища, залегшего на дороге, нет, но, тем не менее, сама ситуация оказывается опасной, и герой отправляется этот «канал связи» чистить.

Рыбаков предполагает, что в XIII–XIV вв. различные фольклорные материалы, связанные с языческими представлениями о подводных силах, были сведены в стройную поэму, в которой языческие силы помогают герою-гусляру и делают его богатым купцом, требуя взамен услуг и жертв. Возврат героя из подводного царства к его обычной жизни в городе происходит при помощи святого Николы, которому Садко строит церковь-однодневку за свое избавление со дна морского. Вмешательство святого Николая и последующее построение посвященной ему церкви упорно повторяется во всех вариантах былины.