Церкви, да и вообще во всех заупокойных молитвах? «Аще бо и согреши, но не отступи от Тебе, и несумненно во Отца и Сына и Святаго Духа, Бога Тя в Троице славимого, верова, и Единицу в Троице и Троицу во Единстве, православно даже до последняго своего издыхания исповеда. Тем же милостив тому буди, и веру, яже в Тя, вместо дел вмени…» Говорить такое о человеке неверующем, нецерковном, пусть даже и крещенном когда-то, значит просто говорить Богу неправду. Кому это нужно?
Вероятно, нам просто необходим чин молитвы о человеке, который вовсе не «православно до последнего издыхания исповеда». Мы могли бы сказать Богу нечто иное: да, не знаем мы толком ничего о его вере, Ты знаешь, но мы любим его, мы помним его, мы просим за него. Он много сделал для нас добра, и пусть делами не оправдается никакая плоть, но вспомни ту любовь, которую проявил этот человек к своим ближним при жизни, и взыщи образ Свой, не дай погибнуть Твоей овце. Может звучать в таком отпевании и наше покаяние, ведь это и из-за наших грехов, из-за нашего номинального, безрадостного, формального христианства не приходят такие люди в Церковь — хотя, конечно, свой выбор они делают в конечном счете сами.
И может быть, подобной молитвой можно было бы провожать в последний путь и вовсе не православных людей: да, мы знаем, что нет спасения вне Церкви, и у нас вроде бы есть все основания считать этих людей погибшими, но…
Примерно так же можно было бы и благословлять брачный союз нецерковных людей: благословить их жить в верности и любви друг ко другу, воспитывать потомство. Будет ли это тот же чин венчания или нечто близкое к венчанию второбрачных, это уже не так важно. Только не надо говорить молодой паре: «Вы исполнили обряд, все в порядке, идите теперь, ешьте и пейте», — а надо сказать: «Вы стоите на церковном пороге, и мы будем очень рады, если вы войдете и присоединитесь к нам».
На самом деле все это частные проявления одного большого вопроса: что есть Церковь в мире, как ей поступать с теми, кто живет «по соседству». Мы шарахаемся от сектантского ригоризма к лицемерной неразборчивости, средний путь найти трудно, но совершенно необходимо. Ведь
Уроки поста
Идет Великий пост. Православные тщательно осматривают упаковки продуктов на предмет скоромных ингредиентов, в столовой заказывают двойной гарнир без мяса (и соусом ни в коем случае не поливайте, он мясной!), в гостях расспрашивают хозяев о точном составе салата. Неправославные или малоправославные, глядя на них, удивляются: ну какая Богу разница, едим мы огурцы или котлеты, пьем сок или кефир? И православные порой толком не знают, что ответить. Понятно, что Богу нет никакой разницы, но ведь точно так же можно сказать, что Всемогущий не нуждается в наших молитвах или в нашем соблюдении элементарных нравственных норм, то есть заповедей. Очевидно, что все это нужно скорее нам, чем Ему. Но что все-таки ответить нашим недоумевающим друзьям?
Во-первых, можно ответить, что ценны не огурцы с соком, а послушание. Это, безусловно, верно, но… это ответ не только христианский. В любой, даже самой примитивной религии есть свои пищевые ограничения. Индуисты не едят говядины, мусульмане и иудеи — свинины, буддисты по идее вообще не должны есть мяса. То же самое касается и запрета на определенные действия, например интимные отношения. Иногда эти запреты вводятся на определенный срок или при определенных условиях: к примеру, когда мужчины идут в военный поход, они не должны прикасаться к женщинам, чтобы не растратить свою мужскую силу. Это общечеловеческие правила, так ведут себя в самом диком племени, и в Ветхом Завете мы тоже находим пример такого поведения: Урия, на время вернувшийся с войны в родной город, отказывается идти домой к жене, пока его товарищи ночуют в военном лагере (2 Царств 11:11).