Люди и куклы

— Макс! — громко окликнула кого-то женщина. — А у тебя очень симпатичные соседи. — И засмеялась.

Рядом, в тесном проеме двери, уже стоял боком коренастый усатый мужчина с красным обветренным лицом.

— Значит, опять удача, Лизон, — отозвался он резким веселым голосом и, даже не взглянув на своих будущих спутников, бросил через плечо: — Сюда, дамы и господа! — И, совсем загородив проход, стал сдирать со своего короткого сильного тела скрипящую куртку.

— Можно? — Темноглазая Лизон присела рядом с Петей.

От блестящих ее волос пахло крепкими сладкими духами.

Воротник замшевого пальто был небрежно приподнят и задевал краем розовую мочку уха с тяжелой золотой серьгой.

«Нет, не она», — сам не зная почему, решил Петя и с облегчением стал рассматривать наполнявших купе людей.

Макс и с ним двое мужчин, один лысоватый, другой в очках, усаживались напротив, оттеснив Василия Васильевича к самому окну, к желтой занавеске.

К Лизон подсела немолодая полная блондинка. Еще одна женщина, высокая и тонкая, в рыжем лисьем малахае, низко надвинутом на глаза, осталась стоять в дверях.

— Ася, садись, ну садись сюда, — зазывала ее блондинка.

— Садись, Ася! — крикнул тот, которого назвали Максом. — Займи свое место под солнцем.

— Под полкой, под полкой, — поправил Макса лысоватый.

— Вы иссякли, Пороховщиков, — оборвала Ася лысоватого и обратилась к Василию Васильевичу: — Извините нас, пожалуйста. У Фалеева, — она кивнула малахаем в сторону Макса, — сегодня день рождения.

— У Максика праздник! — взвизгнула блондинка.

— Примите наши поздравления, — словно в колокол ударил Василий Васильевич.

— Вот это да! — восхитилась Лизон.

Все рассмеялись.

— Вы стаканчики просили? — Проводница стала передавать в купе пустые чайные стаканы в подстаканниках.

Пете и Василию Васильевичу тоже всучили по стакану.

— Только не задерживайтесь, товарищи провожающие, — попросила проводница.

— Провожающие, не забудьте взять вещи отъезжающих, — сказал иссякший Пороховщиков.

Ася безнадежно махнула в его сторону рукой в тугой черной перчатке.

Хлопнуло шампанское.

— Меня не облейте, меня не облейте! — пищала блондинка.

— За мою женушку! — провозгласил Фалеев, чокнулся с Лизон, а за ним все остальные потянулись чокаться.

Сделалось душно, шумно и тесно.

— А кто шоколад увел, господа? — допытывался Фалеев. — Было же три плитки.

— Шоколад съела Ася! — выкрикнул Пороховщиков.

— Боже мой, — вздохнула Ася.

Пороховщиков вдруг выхватил стакан у молчаливого мужчины в очках, вытянул вперед обе руки и так замер, закрыв глаза. Все стихли и с веселым удивлением смотрели на него.

— За Асю!.. — сказал Пороховщиков, не открывая глаз. — За Асю, которую я очень люблю. — И выпил оба стакана один за другим.

— Браво! — сказал Фалеев.

Блондинка визгливо смеялась.

— Это лучшая ваша шутка, Пороховщиков, — грустно произнесла Ася. — Лучшая ваша шутка. Самая лучшая. Поздравляю.

«Нет, и это не она, — подумал Петя про Асю. — Ее тут вообще нет».

Из-за Асиного плеча возникло испуганное лицо проводницы.

— Ну что ж вы, товарищи, радио не слышите?

Гости Фалеева неловко затолкались в купе.

— Где моя сумочка, Лизон? Сумочка моя где? — верещала блондинка.

— Отправляем!!! — донесся отчаянный крик проводницы.

Компания затопотала по вагону.

Фалеев раздвинул желтые занавески — и вот они, провожающие, в раме окна, как на групповом снимке.

Поезд дернулся, и гости стали уплывать за раму, что-то крича и размахивая руками. Одна Лизон некоторое время еще бежала по перрону, посылая воздушные поцелуи. Но вскоре и она отстала.

Состав набирал ход. Фалеев поправил занавеску и сел рядом с Василием Васильевичем.

— Вот за границей, — сказал Фалеев, — все экспрессы идут абсолютно бесшумно. А у нас… Такое впечатление, что под вагон пустое ведро подвешивают, как под телегу.

Василий Васильевич усмехнулся.

— Нет, серьезно. Вы послушайте! — и Фалеев выставил перед соседями крепкий указательный палец, требуя тишины.

Под вагоном что-то утробно погромыхивало.

— Действительно, похоже, — согласился Василий Васильевич.

— Нет, очень, очень похоже на ведро, — горячо поддержал Фалеева Петя. — Я раньше не замечал.

— А ведь мы с вами знакомы, — Фалеев в упор разглядывал Василия Васильевича. — Вы Бучинский?

— Совершенно верно.

— Вы меня должны вспомнить: Максим Фалеев. Я был на режиссерской практике у… — Фалеев назвал фамилию маститого кинорежиссера. — Фильм «Битва». Вы тогда ставили там конные стычки.

Густые пегие брови старика взлетели на лоб, затем спрыгнули к длинной переносице, стянув лоб глубокой поперечной морщиной, и медленно расползлись по местам.

— Кажется, припоминаю, — прогудел Василий Васильевич. — Очень приятно. — И протянул Фалееву большую белую руку, которую тот быстро схватил и с усилием тиснул короткими крепкими пальцами.

— И мне приятно. Вы на меня тогда сильное впечатление произвели. В седле сидите как бог. Простите… э-э…

— Василий Васильевич, — ревниво подсказал Петя.

— …а сколько вам лет? — ловко обойдя Петину подсказку, спросил Фалеев.

— С вашего позволения, семьдесят шесть.

Фалеев присвистнул и провел ладонью по жесткой щетке своих волос от затылка к носу.

— Ну, вы боец!