Люди и куклы

— Двести двадцать пять миллионов шестьсот тридцать две тысячи семьсот тридцать франков, — прочел управляющий. — Остальное в кредитных бумагах.

XXV Третьего предупреждения не будет

Город еще спит, укрытый плотным сиреневым туманом. Но Чрево Парижа — рынок — уже пробуждается. Около рынка открываются, грохоча железными ставнями, первые кафе. Перед ними на тротуарах красными пятнами загораются жаровни, на которых кипит дешевый бульон.

Бедный люд — сторожа, разгрузчики, носильщики — наполняет кафе. Прислонившись к сверкающей цинковой стойке, эти плохо одетые, плохо спавшие, ожидающие какой-нибудь работы люди спасаются здесь от ночного холода или обманывают свой голод рюмкой крепкой водки, стаканчиком горячего вина.

В этой толчее у стойки Алексей Алексеевич тоже попивает теплое вино, согревая о стакан руки.

Вышел на улицу. Подняв воротник пальто, взялся за рукоятку своей двухколесной тележки, уставленной ящичками и корзинами с зеленью.

Покатил тележку перед собой. Колеса застучали по брусчатке. Навстречу в улицу медленно въехало такси. Тусклый свет фар расплывался в тумане. Кромов со своей тележкой посторонился, пропуская автомобиль на узкой улице. Разминувшись с зеленщиком, такси, взревев мотором, круто развернулось и помчалось прямо на человека с тележкой. Глухой удар. Кромова отбросило к стене дома. Высокое деревянное колесо тележки, вихляя, покатилось вдоль улицы. Корзинки, ящики развалились по мостовой, рассыпав кучки зелени. Такси снова разворачивалось, ревя мотором. Мелькнуло напряженное лицо водителя.

— Поручик Стенбок! — властно крикнул Кромов, шагнув к машине. — Я вас узнал!

Мотор заглох. Такси стояло поперек улицы. Шофер, тот самый, с испитым лицом, который тогда возил Кромова, злобно посмотрел на него. Рядом сидел Стенбок.

— Здравия желаю, ваше сиятельство! — В приветствии поручика звучала издевка.

— Еще узнаёшь своих? — спросил шофер Алексея Алексеевича. — Тем лучше. Советуем одуматься. Ты ведь офицер, русский человек.

— Учтите! — крикнул Стенбок. — Третьего предупреждения не будет!

Такси развернулось, давя корзинки, и исчезло за поворотом.

XXVI Товарищ Кромов

Кромов трудился в огороде у парников.

— Мосье мой полковник! — Папаша Ланглуа протиснулся в калитку. Шляпа съехала на затылок. Опираясь на палку, он прискочкой спешил по дорожке. — Я только что из Парижа. Потрясающая новость: над зданием русского посольства — красный флаг!

Алексей Алексеевич уронил лейку в салатные грядки. Вбежал в дом. Схватил со стола чайник и скрылся за дверью маленькой комнаты.

Наталья Владимировна вернулась из магазина. Поставила сумку на рояль, стала разгружать: вынула длинный белый батон, какой-то сверток в промасленной бумаге.

Значит, нечего тужить.
Будем ждать и будем жить.
Что же делать, милый чиж,
Ведь на то он и Париж… —

напевала она на мотив «Баюшки-баю».

В дверь постучали, и сразу же вошли три человека. Одинаковые темные костюмы, темные шляпы, темные галстуки.

— Добрый день, мадам, — сказал старший. — Полиция.

Двое других встали по бокам от двери.

— Вы пришли нас арестовывать? — Наталья Владимировна испуганно смотрела на две темные неподвижные фигуры у входа.

— Нет, совсем нет! — Старший вежливо улыбнулся. — Мосье Кромов, — он с трудом выговорил русскую фамилию, — он дома?

— Нет, кажется… — Наталья Владимировна взглянула в окно.

У парников стоял папаша Ланглуа. Вид у него был растерянный.

— Вы мадам Кромова?

— Да, — неуверенно ответила она. — Что случилось?

— Министерство внутренних дел имеет в своих руках неопровержимые доказательства о заговоре, подготовленном против вашего мужа вашими же соотечественниками-эмигрантами. Поэтому мы просим вас помочь нам выполнить возложенное на нас служебное поручение. Вот эти два агента, — он указал на фигуры у двери, — будут являться к вам с утра в назначенный час, всюду вас сопровождать и…

В этот момент Кромов вошел в комнату. На парадном русском полковничьем мундире, под белым Георгиевским крестом, блестели боевые ордена Свв. Анны и Владимира с мечами и французский орден Почетного легиона. Шнуры серебряного аксельбанта Академии Генерального штаба опускались из-под погона на правую сторону груди, почти касаясь петлями широкого, шитого серебром пояса. На чисто выбритом лице темнели подстриженные усы. Фуражка с белым кружком кокарды была чуть сдвинута на правую бровь. Наталья Владимировна тихо ахнула.

— Благодарю вас, господа, — сказал Алексей Алексеевич. — Вы свободны. Я русский офицер и сумею постоять за свою честь и жизнь.

…Кромов шел по Парижу. Оглядывались редкие прохожие.

Улицы в это время почти безлюдны. Священный для Парижа час обеда.

Кромову оставалось свернуть в короткий переулок, пройти его до конца, и тогда откроется здание посольства — дворец д’Эсгре, на улице Гренель, дом № 79.