Люди и ложи. Русские масоны XX столетия

Между Керенским и Альбером Тома в 1917 г. был «агент связи», Эжен Пети (женатый на С.Г. Балаховской). Он был послан в Россию еще в 1916 г., во время первого пребывания в Петрограде Тома.[18] Оба они, и Пети, и Тома, вместе с ген. Нисселем, имели одну задачу: держать Россию на стороне союзников. Позже посол Советов в Берлине, Н. Крестинский, недоумевал, почему бельгийский социалист Вандервельде, лидер партии, приезжал в Петербург летом 1914 г. и виделся не столько с русскими меньшевиками (и некоторыми большевиками), сколько с М.А. Стаховичем и М.М. Ковалевским (членами французской ложи). Вернувшись в Бельгию, Вандервельде призывал русских социалистов поддержать войну. Русские масоны на это легко пошли. «Вернувшись в Брюссель, – писал Крестинский, – Вандервельде дал телеграмму левой оппозиции в России, приглашая присоединиться к решению французских и бельгийских социалистов и выступить против германского империализма. Большевистская фракция отказалась – в единодушии с тезисами Ленина». («Пролетарская революция», 1924, № 7 (30).

После Вандервельде приезжал Пуанкаре, а затем Тома и Вивиани (1916 г.), и снова Тома – уже в 1917 г.

Для понимания роли, которую играли союзные (французские, итальянские) социалисты и британские лейбористы в вопросе войны, необходимо помнить, что еще весной 1917 г. начались разговоры о созыве Конференции, которая объединила бы социалистов европейских воюющих держав, – включая Германию и Австро-Венгрию. Цель Конференции была – пересмотреть цели войны и ускорить общий мир. Сначала как будто этот план имел успех, если не считать крайне левые фракции европейских социалистических партий, но постепенно, при энергичном протесте союзных правительств, он был отброшен. В июне и июле велась подготовка Конференции, которая должна была иметь место в Стокгольме; в августе стало ясно, что она может не состояться, а в сентябре дело окончательно расстроилось. Ленин и крайнее крыло Петроградского Совета стали называть европейских и русских социалистов-оборонцев «социал-предателями», игравшими на руку международным империалистам. История этой несостоявшейся затеи подробно описана в работе Мейнель (H. Meynell). Идея Конференции принадлежала Шейдеману и Парвусу (т.е. Второму Интернационалу). Немцы действовали через нейтральных (скандинавских и голландских) социалистов. Первыми заколебались французы, к концу лета англичане присоединились к ним, и русские, в Совете Рабочих и Солдатских депутатов, раскололись на две части окончательно. К 1-му сентября все споры кончились, а в январе 1918 г. организационная комиссия распалась. В это время у Ленина появилась возможность создать Третий Интернационал, без оборонцев: он понял, что оторвать правых социалистов от буржуазных партий он не сможет, и стал надеяться на революцию в Германии и Австрии.

Можно было бы написать книгу о «тирании Парижа над Петроградом», если бы она уже не была написана. Но написана она была о первой тирании, т.е. о той, которая оказалась виднее американскому историку, Джону Кипу (J. Keep), чем нам самим. Эта первая тирания продолжалась около ста лет, и делала русскую интеллигенцию устарелой в 20 веке, позволяя устарелым идеям 1789 года бесконтрольно владеть лучшими умами России. Кип считает, что параллель судеб Франции и России и приверженность русских «политиков», от декабристов до членов «прогрессивного блока», идеям французской революции, была и неоправданна, и вредна. В 20 веке в этих идеях не оставалось ничего «прогрессивного», и они заморозили русское сознание. Это не значит, конечно, что не может быть написана новая книга – о второй тирании, которая имела, может быть, еще более трагические последствия, чем первая.

К этой второй тирании может служить иллюстрацией такая сцена: полк. Н.Н. Пораделов, с мая-месяца телохранитель Керенского и начальник его охраны, вошел в кабинет Керенского без стука, услышав за стеной громкие голоса (он имел на это полное право). Министр-социалист и масон Великого Востока (30°) Альбер Тома, в Зимнем дворце, в кабинете Керенского стоял перед Главковерхом на коленях, а Марсель Кашен, тогда еще не лидер французской компартии, а только радикал-социалист (и масон), прятал лицо в платок, глуша рыданья. (Личное интервью Н.Б. с Пораделовым в Лонгшене, под Парижем, весной 1941 г.).