Будит меня Валери. Встаю, надеваю халат, потому как раздеваться меньше, уходим. Спускаемся.
Она: – Это, только сегодня не будем, хорошо?
Я: – Что-то случилось? – Мне уже стыдно, ибо я знаю или, вернее, догадываюсь о причинах.
Она улыбается, но виновато: – Натерлось все, и больно, вчера хорошо было, а сегодня вот больно.
Молча подымаюсь наверх. Принес флакон: – На, пей. – Она поглядела подозрительно, но потом в кружку вылила, выпила.
– У, хорошее, я всего два раза и пила в жизни. Это, даже сильнее будет.
– Свежее, – говорю, – потому что.
Посидели пообнимались. – Пойду я поработаю и спать дальше.
– Может, помочь? Я никому не скажу, – опять завела свое Валери.
– Я сам, – говорю. – Мне тоже надо учиться, тебя и так вон Кастело как нагружает.
– Да, – соглашается, – но если надо, я всегда, ты же знаешь.
– Ухожу.
– Да, все же говорили мне, нельзя первый раз много. Вот теперь дня три, а то и больше, ну будет опыт вот, пусть такой и негативный.
Иду, делаю два флакона и прихожу, ложусь, Марти не проснулась, и мне не хотелось как-то. После флаконов прямо спится так хорошо, хорошо и сладко.
Полдевятого будят уже нас всех.
Марти встает, потягивается: – Я – купаться, и не подглядывай, изменник. – Потом, подумав: – Ладно, целуй, но все равно изменник. Я пошла, – и вприпрыжку.
Все ясно, пошла новости узнавать.
Смотрю, вернулись, иду я мыться. Потом на кухню, Марти хмуро смотрит на меня. Ничего не говорит, но вижу, Валери виновато опускает взгляд. Проговорилась, видать, вот будет у меня разговор сейчас или выволочка. Да ну ничего, что поделаешь, сам виноват, будем жить.
Действительно, прихожу, Марти хмурится.
– Зачем больно ей сделал?
– Ну получилось вот, прости. Я старался осторожно, но все же вот вышло.
– Она тоже тебя почему-то защищает, но мне ты старался, а ей не стал.
Потом что-то подумала: – А все рано ты со мной лучше и все, целуй, проси прощения.
Понятно, что прощения просил целый час и уже на постели, но хорошо. Боюсь, Валери это прощение мое слышала и на первом этаже. Марти потом тоже это подумала. – Все равно ей скажу, я тебя наказала, вот.
– Все, пошли есть, только я пойду помоюсь. Ты меня жди здесь, я быстро.
Сижу, скорее лежу, даже придремал.
– Иди мойся, и пойдем кушать.
Прихожу – уже шушукаются. Потом уходят: – Мы к Кастело работать, ты здесь и не балуйся.
Хотел сказать, что, собирались на рынок Марти одежду покупать, потом вспомнил, конец месяца и значит у Кастело там сплошной завал. Значит на следующий раз все и перенесем. Да еще шляпки эти и Валери теперь тоже менять на более темные, но я надеюсь, ей хотя бы три хватит, а то у Марти двенадцать и такое впечатление, по ее стенаниям судя, что у нее последняя и уже вот порвалась и совсем сносилась.
01.04.101 г. Понедельник
8 декада присутствия
Понедельник, утро, два флакона. Валери, поцелуи, потом она получает свой оргазм без проникновения и опускается на стул, я ухожу. Потому как там не зажило, а я могу не сдержаться или скорее она настоять – и что мне делать? Подымаюсь наверх. Марти просыпается, идет по делам, потом мы потихоньку занимаемся любовью. Затем она засыпает, ну, помог немного, потому как поспать тоже охота. Утро-два, или второе просыпание, школа.
Нас встречают, по школе уже циркулируют разговоры, как вчера хорошо гуляли в «Ласточке» некоторые. Понятно, я сам там видел пару знакомых.
Потому герой дня, но и вижу обиду у некоторых. Почему на свадьбу не пригласил. Долго объясняю все и всем, что были просто смотрины, а потому пригласил в ресторан посидеть, а то много людей в дом не влезет, кажется поняли, но, если что, нас не забывай.
Толини Хоникер спросил: – А кто оплачивал смотрины? Вроде, Марти не при делах. А Валери, я понимаю, не богатая все же настолько, ты тем более.
Втихаря говорю, улыбаясь: – Я вообще-то сам, если что.
Он глаза подымает: – Ты же не работаешь или служишь?
Говорю: – Собираюсь или, вернее, управляю уже.
Действительно с восьми часов утра мать Валери уже должна быть на рынке и от моего имени там все что надо делать. Ремонт и прочее. Поэтому, согласно договору, я этим всем управляю.
Он – сочувственно: – Тоже в лавку устроился?
– Ну нечто вроде, – говорю.
– Тяжело, – он сочувственно мне говорит.
– Да, – говорю, – забодался с договорами, с оплатами, с ремонтом.
Он – удивленно: – Какие договора? Это к хозяину. Ты-то что там делаешь?
– Я э… да я в общем и есть хозяин, если что.
Толини Хоникер: – Как хозяин?
– Ну, лавку на рынке открываю. Буду молоко, мясо продавать, а что?
Он: – Правда что ли?
– А зачем мне тебе врать.
– Слушай, а тебе работники нужны?
– Не знаю. Нужны, наверное, – пожимаю плечами.
– Меня возьмешь? – Толини – с надеждой.
– Возьму, а ты же работаешь, как бы и, вроде, уже, хотя – судя по всему он работает без всяких служу, жизнь с плебейкой – это такой гем… порушение основ, короче, или унижение, но этого я другу не скажу.
– Да я, понимаешь, там нелегально. Хозяин за меня налог не платит. Обещал мне больше платить за это, а платит когда 50, а когда и 40, и то не всегда, а сейчас дела плохо идут у него, вот и вообще 30 заплатил. Это только за квартиру, понимаешь?