Люди и нелюди (СИ)

Он встал. С трудом выпрямился, держась за стену. Перевел дух. Голова кружилась, но усилием воли мужчина заставил себя забыть и о боли, и о том, что сознание норовило куда-то «уплыть». Он — капитан. Он — вожак. Он спасает своих… соплеменников. Времени действительно было мало. Они должны уйти. Уйти до того, как…

До того, как окончательно погаснет свет.

Он почувствовал на себе взгляды и обернулся. Люди — существа, похожие на людей — смотрели на него слезящимися, гноящимися глазами, в которых светилось… что? Надежда? Тревога? Разум?

— Хр…х-хор… — с трудом выдавил он, — вс-се х-р-рошо… Я зд…

И закричал. Просто закричал потому, что выговорить такое простое «Я здесь!» оказалось слишком сложно.

И его поняли. Со всех коек донесся ответный вопль, сливаясь в яростный рев. «Ты — здесь! И мы — здесь! Мы вместе!» — звучало в нем. Слов не разобрать, да многих и не было, но смысл…

Он шагнул к ним. Некоторые были привязаны к койкам, и сейчас они бились в своих путах, пытаясь освободиться. Он рвал ремни, ломая застежки, с мясом выдирал капельницы и крушил оборудование, помогая соплеменникам встать. Это место давило на них. Тут было все чужое. Им нельзя здесь оставаться. Надо уходить. Уходить туда, где нет этого яркого света, этих странных звуков и резких запахов. Туда, где им никто не помешает…

И где никому не помешают они.

Они — больные.

Они — изменившиеся. Ибо кто знает, какая зараза таится в их крови. И сколько других, ни в чем не виноватых, успеет измениться прежде, чем их спасут.

Откуда-то несся тревожный переливчатый звон. «Сигнализация!» — всплыло в памяти слово, но что оно означает, мужчина уже не помнил. Помнил, что это знак опасности. Значит, надо спешить. Уйти самому и увести остальных.

Дверь, в которую он ударил плечом, внезапно распахнулась сама. За нею стояли мужчина и женщина. Обоих он помнил — лица были знакомы — но вот имена и все остальное уже исчезло во мраке беспамятства. Женщина что-то воскликнула.

«Не может быть!» — кажется, это.

— Н-зад! Пр-рочь! Мы… ух…ух-ходим, — ему понадобилось невероятное усилие и напряжение мышц горла, чтобы сказать эти слова, превозмогая боль. — Нам н-ныльзя зд-сь ы-ы-ыставаться… З-раз-за…

— Нет-нет, капитан! — женщина отважно бросилась к нему. — Вы должны… вы нужны…

Слово «капитан» неожиданно пробудило в нем воспоминания. Люди обрели имена, звания, черты характера. Но второе слово «должны» напомнило кое-что другое. Это светилось в глазах мужчины, державшегося позади. Этот мужчина приходил к нему, говорил с ним.

Открыл ему глаза.

Отшвырнув прильнувшую к нему женщину, капитан поднял глаза на своего старшего помощника.

— Уводи… корабль. Ты — капитан.

И рванулся прочь по коридору, криком увлекая за собой остальных. Что бы это ни было, что бы ни случилось с ними дальше, больше никто не должен пострадать. Заразно это или нет, но на Землю они не прилетят.

Ему удалось добраться до выхода. Вначале он растерялся — память отказывала, и Каверин, или тот, кем он был сейчас, просто не мог вспомнить, что надо делать дальше — но потом рядом мелькнуло чье-то лицо. Знакомый человек — да, знаком, но имени уже не вспомнить — коснулся рукой какого-то… чего-то в стене, и перед ними открылся проход. Человек всхлипнул, пролепетал что-то, но его уже никто не слышал.

Планета распахнула перед ними свои объятия. Солнце висело в зените, холодно и зло взирая на мир, которому давало жизнь и губило одновременно. В первую минуту все чуть было не отпрянули назад, в спасительную тень и тьму, но потом их вожак, их предводитель, их капитан первым шагнул навстречу этому свету.

Мария Краснохолмская рыдала в объятиях механиков. Рядом топтался аналитик Петрович, не зная, куда девать руки, большой, нескладный, растерянный.

— Как же так? Как же так? — причитала врач. — Как они могли?

Ей никто не отвечал. Настроение у всех было подавленное. Только что были отключены камеры внешнего наблюдения — ни у кого не хватало душевных сил смотреть на то, что там происходит.

На всем огромном шаттле, под защитой его оболочки, осталось только семь человек. Восьмой — капитан Владигор Каверин — только что покинул корабль, уводя заболевших. Потерявшие человеческий облик существа — лишь некоторых можно было опознать по цвету волос, росту или другим особым приметам — последовали за ним, как звери за вожаком. В ушах оставшихся до сих пор отдавались дикие крики, когда одни буквально тащили на себе других, упиравшихся, пытавшихся сопротивляться. Рэм Вагуцкий, прибежавший с опозданием, попытался встать у них на пути — и его сбили с ног и чуть не растоптали. Ему была нужна помощь — наверное, сломали одно или два ребра и наставили синяков и ушибов, а то и отбили чего-нибудь важное — но Мария была до того шокирована произошедшим, что совсем о нем забыла.

— Ушли… ушли… что же теперь будет? — лепетала она. — Как же они… теперь?

Механик Гривич только сочувственно шмыгала носом. Их осталось две женщины. Остальные теперь были там, на планете.

— Мы что-нибудь придумаем, — бормотала она. — Все будет хорошо. Мы справимся. Капитан…