Мне было легче чем другим, потому, что я многому уже научился от Во-Ло-Ди и Ко и понимал, какое это благо — учение. Поскольку нам не разрешали разговаривать друг с другом по-индейски, мы — мальчики из разных племен, очень часто не понимали друг друга и тогда пользовались языком знаков. Это-то и заставило меня ещё прилежнее изучать английский язык и тут мне в голову пришла мысль, что таким образом я смогу стать переводчиком и помогать своему отцу, который совсем не знал языка бледнолицых, а уже одно это означало бы, что нахожусь здесь не зря!
Ты хочешь знать, не тосковали ли мы в этой школе по дому? Конечно, тосковали! И не только по дому, по нашим близким и родным, то также и по нашим прериям, привольному житью и беззаботным детским играм, когда ты даже и понятия не имеешь о том, что есть такое слово как «дисциплина», и что ты строго обязан её соблюдать! Однако мне и тут повезло, потому, что спустя год, правда это была уже осень, ко мне в школу приехал моей отец, отчего у нас началось настоящее смятение. Мы все выбежали из классов и, забыв про всякую дисциплину, бросились вниз его встречать, причем вышло так, что я оказался едва ли не самым последним.
Поверишь ли, но с самого начала я его просто не узнал, поскольку он был одет совсем не как индеец! На нем был европейский серый костюм, а на голове фетровая шляпа, хотя по индейскому обычаю волосы у него были заплетены в две длинные косы и выпущены из-под неё наружу. Я тут же сбежал по лестнице вниз и едва протолкался к нему через целую толпу наших мальчиков, которые наперебой старались поздороваться с ним за руку.
— Солнечный Гром! Сынок! — воскликнул он и прижал к своей груди, так что я почувствовал себя очень счастливым, а многие наши мальчики смотрели на меня с нескрываемой завистью. Я тут же обратился к директору нашей школы с просьбой разрешить мне разговаривать с моим отцом на языке сиу, потому, что, следуя правилам нашей школы, я бы не смог с ним разговаривать. И он был так добр, что разрешил всем ученикам говорить с моим отцом по-индейски, так что радости у нас от этого стало вдвойне. Кроме того, он пригласил его в свой маленький кабинет и встретил очень приветливо, после чего устроил его вместе со мной в отдельной комнате, где у нас обычно хранились грифельные доски и книги, и приказал сделать все, чтобы нам обоим там было удобно.
Помню, что мы не могли уснуть и проговорили всю ночь, так что весь следующий день у меня поневоле слипались глаза. Оказывается, мой отец несколько месяцев прослужил охотником у белых людей, которые зачем-то приехали к нам в Хе-Запа с говорящей бумагой от нашего вождя по имени Крапчатый Хвост, и много всего от них узнал. Он даже начал понимать их язык и сумел объяснить им, что его сын учится в школе у белых, и что он очень бы хотел его увидеть. Белые обещали ему помочь и помогли. С их помощью он приобрел этот костюм и добрался до того места, где находилась моя школа, после чего он остался здесь со мной, а они поехали дальше по своим делам. Отец сказал мне, что люди, которых он сопровождал, что-то искали в земле и что, скорее всего, это было золото. Правда, те люди, с которыми был мой отец, так ничего и не нашла, но я опасаюсь, сказал он мне уже под утро на ухо, что там его найдут другие. А это может иметь очень дурные последствия для нас, индейцев. Потом он спросил, как идет у меня учеба, и очень обрадовался, когда узнал сначала от меня, а затем и от самого директора школы, что я считаюсь в ней лучшим учеником среди всех остальных.
Затем, хотя не прошло и двух дней, как наш директор предложил ему поехать с ним посмотреть города бледнолицых, потому что у него там есть дела и будет очень жалко, если он упустит такую возможность. Было решено, что я не стану его сопровождать, чтобы не прерывать своих занятий, а переводчиком при нем будет наш метис Карлос, поскольку в школе он больше уже не требовался, и никаких особых дел у него не было.