— Вот тут я с вами, пожалуй, что и соглашусь, — заметил Володя. — Хотя проблемы у нас, как погляжу, остались все те же: дураки и дороги. От этого и все наши неприятности. А вот что касается индейцев, то это свободные и очень гордые люди, выросшие свободными и никогда не бывшие рабами. А наши мужики практически все поголовно вчерашние рабы и рабская психология у всех у них в крови. Поговорить о тяжести податей они с вами ещё поговорят, но вот весь этот ваш социализм для них просто чушь собачья!
Давайте-ка мы сделаем с вами так: я поговорю с отцом, то есть извините, оговорился, с генералом Бахметьевым, чтобы он помог вам с открытием школы. А вы мне за это обещаете покончить с этим маскарадом, и кушать не только один черный хлеб, но и селедки, и щи с мясом — словом вести нормальную человеческую жизнь, да к тому же ещё и получать за свою работу вполне приличное жалование. Это уж генерал Бахметьев вам устроит. Он, кстати говоря, давно уже хочет открыть школу для крестьянских детей, да только все никак не может найти туда не просто учителя, а достаточно образованного преподавателя — мастера на все руки. Если согласитесь, и ударим по рукам, то я вам обещаю, что все это у вас будет. А хочется вам вот так юродствовать и дальше, то… please, как говорят американцы и англичане. Дождь вроде бы как уже закончился, дорога подсохла, так что дальше вы можете идти уже и пешком!
— Но как же принсипы? — воскликнул студент Орлов, пытаясь, видимо, не потерять лицо перед Володей. — Что будет, если я вот так пожертвую своими принсипами ради… ну, пусть даже не только личного, но и всеобщего блага?
— Ах, господин Орлов, — воскликнул тут Володя, — я мог бы вам сказать, так как говорят в таких случаях англичане: принципы, как и перчатки, джентльмен меняет по погоде. Мог бы сказать и на французский манер: пока ты молод — живи, как можно лучше, а принципы оставь себе на старость. Но я — вы уж меня, пожалуйста, извините за эту грубость и натурализм, — отвечу вам словами ваших же любимых мужиков, которые в таких случаях обычно говорят (поверьте мне, слышал это ещё в детстве собственными ушами!) — «А засунь-ка ты их себе в задницу!»
В ответ на это Орлов так и не решился ничего сказать и в полном смущении начал опять тереть свои очки. Володя же решил показать, что он не хочет с ним больше разговаривать, поэтому он взял в руки книгу и сделал вид, что он самым образом начал её читать.
— Володичка приехали! — закричал Пахомыч, увидев своего любимца вылезающим из экипажа, и не медля ни секунды, подбежал к нему, чтобы обнять. — Вот ведь радость-то, какая для вашего батюшки, да и для меня, старого, ведь я же за вами с пеленок ходил и вот оно — дождался, увидел-таки моего голубчика в серьезных летах и в должном для него положении. Ишь, в платье-то, каком, каком платье!? Поди, по самой последней тамошней моде, не иначе…
В ответ Володя также обнял и поцеловал старика, но тут же заметил выходящего на крыльцо дома отца и устремился к нему: — Батюшка!
— Володя!
Отец и сын обнялись, и, взявши друг друга за руки, вместе пошли в дом. — А ты, Пахомыч, — займись, пожалуйста, пока что вот чем: обустрой приехавшего со мной человека. Причем хотя он и в обносках, но человек вполне достойный, студент. Так что ты уж его прими получше, а после, как управишься, приходи к батюшке в кабинет. У меня там для вас для обоих есть подарки.
— Ну, сын, ты вырос! — заметил генерал Бахметьев, оглядев его с головы до ног, едва они оказались вдвоем у него в кабинете. — Тогда в тот последний раз, что я видел тебя не на фотокарточке, ты был так — юнец, «мальчик резвый, кудрявый, влюбленный, одалиск женской лаской плененный». А сейчас ты возмужал, окреп, то есть теперь ты, как есть настоящий мужчина, ничего не скажешь. Жаль, конечно, что ты не офицер, потому что больно уж ты был бы хорош в форме. Но чего нет, того нет. Ну, а мечтать о несбыточном — только Бога гневить, да-с! С супругой-то как живешь? Ведь ты русский, православный а она американка, а веры так и вовсе какой не понять… Уживаетесь?
— Уживаемся, батюшка! — усмехнулся Володя. — Вот надеюсь, что в декабре тебя внуком или внучкой порадуем. Так что пока во всем живем душа в душу!
— Внуки это славно! — последовал ответ. — И по мне хоть внук, хоть внучка все едино. Только ты хоть что сделай, только дай мне на него или на неё поглядеть. Не сможешь сюда привести, потому что чего же это крошку по пароходам мотать, так я сам пока ещё в силах и к тебе туда приеду, но уж своей-то радости не упущу!
— А как же имение? — засмеялся Володя. — Имение-то как же? Ведь я тебя сколько раз к себе звал, а ты все отговаривался тем, что не на кого тебе имение оставить. А что сейчас?
Старик в ответ на это сердито насупился, но было понятно, что сердится он только лишь для вида.
— Ну, было такое, что не хотел я к тебе туда поехать, потому что сердит был. А сейчас уж коли вы так для меня, старика, расстарались, то я казенного управляющего приглашу, но на внука или внучку приеду посмотреть обязательно.