Люди и подвиги (Рассказы)

Метрах в двухстах от колодца находится минометная батарея противника. Фашисты ведут огонь по колодцу. Положение гражданкого населения тяжелое. Хлеба нет, воды нет, дети плачут. Бедйые матери с трудом успокаивают детишек.

Надо пойти в госпиталь проведать Володю. Отправился к нему.

На третьей кровати от выхода лежит Володя. Увидев меня, он слегка приподнялся на локте.

— Сашенька, жив, дружок?

Первый вопрос был о Шуре. Я ответил, что она здесь, живег в катакомбах с гражданским населением, лечит больных. Он благодарил за внимание.

— А как с питанием? — спросил он, и на лбу его, у переносья, показались знакомые морщинки.

— Пока неплохо. Правда, воды не хватает, но это все временно.

Я скрыл от него, чего стоила нам вода.

Время приближалось к полудню. Нужно было спешить. Мне предстояло вести в бой людей, чтобы отбить колодец. К атаке уже все было подготовлено. Простившись с Володей, иду в подразделение. План атаки давно продуман. В ожидании сигнала вылезаю во двор, просматриваю местность.

В ста метрах от колодца стоят два фашистских танка. Приказываю противотанковому расчету их уничтожить. Грянули выстрелы — один танк загорелся, другой повернул вспять. Слышу голос комбата: сигнал к общей атаке. Крепче сжимаю автомат, встаю во весь рост, кричу:

— За мной, товарищи! За Родину, в атаку!

Еще сильнее загремели выстрелы. Все кругом покрылось дьи мом. Из-за памятника два вражеских автоматчика ведут огонь по нашим бойцам. Падаю на землю, даю две очереди. Свалились.

А Филиппов на правом фланге уже пробрался вперед. Кричит что-то своим бойцам, Слева в лощине снова показался фашистский танк. С испугу, видно, забыл, что у него пулемет, — режет прямой наводкой по одиночным целям. Приказываю уничтожить очумелый танк. Он, видимо, разгадал мой замысел, удрал за церковь.

Оставив боевое охранение в захваченных домиках, велел остальным бойцам вернуться в катакомбы. Убито около пятидесяти фашистов. Несколько десятков ранено.

У входа в катакомбы меня встретил комбат, крепко пожал руку.

— Спасибо, Александр! Я видел, как от твоей очереди вверх ногами летели фашисты. Рад за тебя, что ты жив.

Мне было неудобно перед своими товарищами, и я слегка покраснел. Ведь они не хуже меня били бандитов, особенно лейтенант Филиппов.

Итак, сегодня вода есть. Все в порядке! В катакомбах играет патефон, поют бойцы. На радостях решили даже показать кинокартину "Свинарка и пастух".

19 мая.

Боевое охранение всю ночь не давало покоя противнику. На помощь бойцам вышло еще несколько групп. Удерживаем колодец.

24 мая.

Противник потеснил наше боевое охранение. Пришлось вернуться в катакомбы. Вражеское кольцо сжимается вокруг нас.

День и ночь перестрелка. Фашисты, видимо, решили взорвать катакомбы. Слышно, как на поверхности идет подготовка к взрыву.

Стучат, сверлят, копают.

25 мая.

Со мною завтракал лейтенант Филиппов. Поели, а воды нет. Он взглянул на меня, сказал порывисто,

— Саша, воды хочешь?

Я говорю!

— Ну, еще бы! Не меньше двух стаканов выпил бы. Но об этом давай не думать,

Он взглянул на часы.

— Да. Мы, брат, с тобой сегодня немножко рано позавтракали. Еще четырех нет. Всегда темно. Не знаешь, день или ночь. А за водой сходить следовало бы. Пойдем, что ли?

Я согласился, как вдруг послышались крики. Мы побежали на шум. Катакомбы полны отравляющим дымом. Бедные детишки кричат, зовут на помощь матерей. Матери лежат с разорванными на груди рубахами. Кровь льется изо рта.

За дымом ничего нельзя разобрать. Мы с Филипповым тоже без противогазов. Вытаскиваю двоих детишек к выходу, но поздно — дети умерли на моих руках. Чувствую, что задыхаюсь, теряю сознание, падаю. Кто-то поднял и потащил к выходу. Пришел в себя. Подали противогаз. Надо помогать женщинам, старикам, детям.

Белокурая женщина лет двадцати четырех лежала вверх лицом на полу. Я приподнял ее и чуть было не вскрикнул. Это была Шура. Она, не приходя в сознание, скончалась на моих руках. До последнего своего дыхания она оказывала помощь гражданскому населению.

Сейчас особенно требуется вода, чтобы намочить марлю и через нее дышать, но воды нет. Нескольких человек вытащили поближе к выходу, но и тут тоже полно газа. Пробираюсь к центральному выходу. Думаю, там меньше газа, но это только предположение. Наоборот, здесь более крупные отверстия и потому газа больше.

25 мая.

Прошло шесть часов, а нас все душат и душат. По всем ходам много трупов. Смерть так близка, что ее чувствует каждый. Но что это? Я слышу поют «Интернационал». Вижу — стоят четыре девушки. Обнявшись, поют пролетарский гимн, затем все четверо падают.

Фашистская мразь! Посмотри на умирающих: они не просят пощады, не становятся на колени, предпочитая смерть рабству.

26 мая.

Эту ночь запомнят все оставшиеся в живых. Там и тут группы людей на все лады обсуждают газовую атаку. Комбат сохраняет, как всегда, спокойствие. Это настоящий большевик. И в самом деде — жизнь должна идти своим чередом, никто не имеет права хныкать. Аркадий Павлович, как мы зачастую называем своего комбата, никогда не унывает и такой порядок завел во всем батальоне.