Люди и подвиги

С той поры стали называть вновь отвоеванную землю Малой землей.

Прошла моя первая ночь на Малой земле.

Утром я увидел, как гнездятся десятки блиндажей, вырытых по склону балки, образующих собой как бы улицу. На противоположной стороже была такая же улица. Перпендикулярно балке тянулась дорога от моря к Новороссийску. За дорогой была видна гора, изрытая землянками в четыре яруса. Она напоминала многоэтажный дом. Вдали слева виден кусок моря. Время на Малой земле — определяли по часам и по артиллерийским налетам противника.

На границе нашей балки и разрушенного дома — колодец.

Здесь когда-то брали воду для поливки винограда. Колодец обстреливается немцами. Возле него лопаются мины, рвутся снаряды. Воду тут, как правило, берут ночью.

Командир дивизии полковник Бушев выходит из блиндажа, отправляется с адъютантом на наблюдательный пункт. Начальник штаба Гладков спускается в глубину балки и приступает к работе.

Приходят из частей и подразделений. Время от времени тишину нарушают артиллерийские налеты. Воздух сотрясается от орудийной пальбы.

Пришел высокий красивый офицер с черными волнистыми кудрями. Теперь он кавалер двух орденов, начальник штаба полка — это майор Селецкий.

Я иду с ним в полк. Это уже совсем близко от противника.

В блиндаже командира полка все приспособлено для работы, но очень душно. Мы выходим на полянку. Отсюда видны Цемесская бухта, похожая на широкую реку, цементные заводы, где проходит линия фронта Большой земди.

Полуденное солнце нещадно палит. От него негде укрыться.

Нет тени, фруктовые деревья выбиты снарядами. Зной и дым от разрывов мин и артиллерийских снарядов, бесчисленные воронки да стены, остатки домов — вот все, что тут видит глаз.

На Малой земле нет мирных жителей. Они эвакуированы. Неизвестно, каким чудом в одном подразделении сохранилась коза, в другом — собака, в третьем — курица.

Защитники Малой земли хорошо помнят дни напряженных бомбежек. Немцы пытались одним ударом покончить с ними. Не вышло!

— Никогда не забуду я эти дни, — говорит медицинская сестра Аня Сокол. — Такой вокруг стоял гром. Всю нашу Малую землю трясло как в лихорадке. Все небо было в самолетах. Страшно было, что в небе их так много, а наша земля так мала. Первое время никакой надежды не было, что бомбы минуют наш медсанбат…

А у нас раненые и больные. Были с очень тяжелыми ранениями, требующие срочной операции. Мы старались работать и не думать о том, что нас ожидает. Слышим только, как надрывается какая-то наша пушка. И такой у нее резкий голос, что хоть уши закрывай. Раздается страшный треск от взрыва бомб. Дрожит вся земля. Потом опять тишина. И снова громыхает эта пушка. Наконец мы так привыкли к ней, что после каждой бомбежки напрягали слух, чтобы услышать ее голос.

На Малой земле каждая складка местности имеет свое название. Будущий историк с уважением остановится перед тропинкой с придорожным камнем, на котором кортиком или штыком выгравировано: "Улица рядового Хитрика" или "Проспект имени майора Соллогуба". В будущем музее обороны Черноморья посетители увидят экспонаты героических защитников Мысхако и Станички, сделанные из остатков подбитых фашистских самолетов: алюминиевые портсигары, мундштуки из толстого небьющегося стекла, шелковые платочки, гребешки, шахматы и шашки. Их выделывают тут саперы и артиллеристы, девушки-связистки и солдаты медицинской службы,

Во время самых ожесточенных бомбардировок, когда все вокруг — и воздух, и земля, и горы — содрогается от страшного гула, когда кажется, что закипает невиданный по своим размерам котел и серые клубы дыма застелят все видимое пространство, — в это время люди Малой земли не сидят сложа руки. Спокойствие их духа, между прочим, выражается и в этих маленьких вещицах, запечатлевших гордое презрение к смерти.

Случай, о котором я хочу рассказать, произошел тут совсем недавно. Их было девять. Девять молодых людей в возрасте от девятнадцати до двадцати двух лет: Рязанов, Паразьян, Шелестов, Шароваров, Жуков, Попович, Зверев, Егоров, Лившиц. Их подразделение выдвинулось на высоту в двадцати метрах от противника.

Двадцать метров колючей проволоки, проложенной на каменистой почве, проросшей редким кустарником, отделяли их от немецкого дзота.

Они получили приказ — захватить высоту, откуда просматривалась дорога в город. В распоряжении девяти была одна ночь, чтобы окопаться, — короткая южная прохладная ночь. Ветер, доносивший запах морской волны, освежал их лица. Девять молодых людей успели вырыть себе маленькие индивидуальные окопы.

Перед восходом солнца послышался ружейно-пулеметный треск. Старший сержант Рязанов первый ощутил легкий толчок в грудь. От удара в орден пуля сделала скос и, пройдя через грудную клетку, вышла наружу около подмышки. Вторая вошла в плечо и застряла/в правой ключице.

Рязанов, приподняв голову, увидел фашистов, группами во весь рост стоявших за колючей проволокой против каждого окопа.