– Кондратий! – укоризненно перебил его воспоминания Мафей. – Разве собаки улыбаются?
– Конечно, улыбаются! – убежденно заверил его кузен. – Я тебя как-нибудь свожу на псарню, покажу. И улыбаются, и плачут, как люди. Ты просто мало знаешь о собаках.
– Ну хорошо, а потом? – напомнил Мафей, помня, что Кондратий с детства обожал собак и говорить о них мог бесконечно долго.
– А потом тетка закрыла свой болтливый рот и извинилась перед Элмаром за каждое слово. Я был потрясен еще больше. Она же всегда славилась способностью говорить людям гадости, мило при этом улыбаясь. Просто так скандалить она тоже умеет, сам знаешь, но это любая торговка с базара умеет, а вот обгадить человека с улыбочкой, якобы сказав ему комплимент – это уже искусство, и тетку в этом никто не мог переплюнуть. А кузен твой смог. Так он и остался в моей памяти, как единственный человек, который парой слов заткнул пасть тетке Лисавете. И до сих пор мне не дает покоя, что же он ей такого сказал.
– Это как раз проще простого, – пожал плечами Мафей. – Каким-нибудь скандалом пригрозил. У него на каждого ведро компромата имеется, а тетка, я уверен, только прикидывалась такой уж порядочной. Вся ее порядочность заключалась в том, что она была замужем и детей родила в законном браке. И все. Потому она и обижала маму, всячески подчеркивая ее единственный грех, чтобы выгоднее оттенить свою якобы порядочность.
– А это ты откуда знаешь?
– Это мне как-то Шеллар объяснил. Давно, я еще сопляком был. Я как-то спросил его, почему меня при дворе дедушки так обижали, и он мне это объяснил подробно и научно с точки зрения психологии. В том числе о доминирующих самцах. То бишь о вас с Василием.
– Так ты все знал?
– Знал.
– Так чего сразу не сказал?
– Хотел послушать, что ты скажешь. Только я так и не понял, какое это имеет отношение к твоему визиту и к дяде Пафнутию.