Люди и волки (Черная пустошь – 2)

Тела погибших было решено предать огню. Солдаты стояли в надвигающихся на холм сумерках, на их мрачных лицах, кажущихся каменными застывшими масками, плясали блики яростных языков пламени. Искры возносились в небо роем светящихся огней и Майклу показалось, что это души его убитых товарищей.

Он сжал кулаки и молча поклялся самому себе, что теперь он не будет знать пощады ни к одному из волков. Он проклял их, почти позабыв убитую им беременную самку сейров. Теперь он хотел только одного – отомстить. Это желание горело в нем с такой же силой, как и пламя костра, на котором сгорали тела охотников отряда Чеда Ригби.

Среди солдат не было хороших следопытов, а так как они решили, что в живых никого не осталось, то они не обратили особого внимания на то, что рядом с телами Ригби и Нормана лежит ранец, принадлежавший Илайдже Аттертону. Также они не заметили, что с холма уходит цепочка следов ботинок, частично перекрытых отпечатками волчьих лап. Ранец Илайджи, вместе с личными вещами убитых охотников, был перенесен в Башню и передан Рою Аттертону. На материи ранца, с внутренней стороны было аккуратно выведено чернилами «Илайджа Аттертон», поэтому проблем с идентификацией не возникло.

Рой Аттертон молча выслушал слова соболезнования от Адама и Майкла. Он просто не мог говорить. Рвущиеся наружу сдерживаемые рыдания надежно зажали ему горло. Он взял ранец своего брата из протянутых к нему рук, молча кивнул и отправился домой.

Откинув брезентовое полотнище входа в палатку, он подошел к койке своего брата и молча сел на нее, по-прежнему сжимая в руках ранец.

Его жена узнала вещи Илайджи сразу же, как Рой вошел в их палатку. Она всё поняла и тут же отнесла маленького Тимоти в дальнюю «комнату», его детскую, в которой стояла его кроватка, сделанная его дядей, в окружении игрушек, большинство из которых было сделано теми же заботливыми умелыми руками. Дженни с трудом сдерживала себя, но, вернувшись обратно, она села рядом со своим мужем, обняла его за плечи и заплакала. Она плакала молча, боясь испугать своего сына, а еще она боялась, что Маргарет начнет кричать, узнав о гибели своего Илайджи.

Этого не произошло.

Маргарет Аттертон узнала ранец Илайджи, когда ее старший сын вернулся домой. Она вложила открытку, с которой все также лучезарно улыбался Иисус, в свою Библию, и какое-то время рассматривала лицо сына божьего, озаренного, без сомнения, божественным светом.

Она встала из-за стола, за которым читала, и аккуратно придвинула стул на место. Дженни со страхом на лице посмотрела на нее, с минуты на минуту ожидая, что Маргарет взорвется воплями и проклятиями. Взрыва не последовало. Маргарет продолжала молчать, её узкие губы были плотно сжаты, а её глаза уже ничем не напоминали глаза прежней религиозной фанатички.

Продолжая хранить молчание, Маргарет подошла к кровати своего младшего сына и ее сухая рука прикоснулась к щеке Роя, продолжающего сжимать в своих сильных руках ранец брата. Глаза Роя продолжали смотреть в одну точку прямо перед собой, его лицо напоминало живое изваяние скорби. От прикосновения руки Маргарет Рой вздрогнул и посмотрел на нее. Маргарет смотрела на него и в её глазах не было ни капельки сумасшествия.

В этих глазах было что-то другое. Именно спокойное выражение этих глаз вывело Роя из состояния оцепенения. Его глаза наполнились слезами, его губы задрожали, как у обиженного ребенка, он всхлипнул и прижался к матери. Маргарет прижала голову сына к своей груди и он затрясся в беззвучном плаче. Негромкий стон вырвался из его груди и он крепко обнял мать. Маргарет плавными ласковыми движениями гладила его по голове, а он, никогда за всю свою сознательную жизнь не проронивший ни слезинки, плакал на ее груди.

Когда рыдания Роя немного затихли, Маргарет взяла руки сына в свои, легонько отстранила его от себя и положила его руки на плечи Дженни. Рой крепко обнял жену, она ответила ему тем же, с благодарностью глядя на свекровь. Маргарет, также молча, провела рукой по волосам Роя, плачущего на плече жены, ласковым жестом прикоснулась к щеке Дженни, как будто благодаря. Дженни легонько пожала сухие пальцы Маргарет и поцеловала их.

Маргарет вошла в «комнату» Тимоти. Мальчик лежал на спине в своей кровати с высокими деревянными перильцами и хныкал, пытаясь дотянуться до погремушки, подвешенной над кроваткой. Маргарет взяла малыша на руки и стала ходить по «детской», прижав к себе внука, бережно укачивая его. Ребенок прижался к ней, согрелся и очень скоро уснул, убаюканный прикосновением любящих рук.

С тех пор Маргарет Аттертон говорила очень мало. Из ее речи исчезли проклятия, она продолжала читать свою Библию, но больше никогда, до самой своей смерти, она не сказала никому ни слова о промысле божьем и могуществе дьявольском. Она ни разу и словом не обмолвилась об Илайдже, но и Дженни, и Рой знали, что она постоянно думает о нем. Иногда Дженни была уверена, что Маргарет молится о спасении своего младшего сына, но никто и никогда не слышал от неё ни одного слова молитвы.