Увидев потасовку, Голова несколько протрезвел и с недоверием уставился на своего близнеца, а тот, впрочем, на него. Дваждырожденный, которому Мотря основательно сунула локтем под ребро, отлип наконец от дармовой свининки и тут же пожалел об этом, потому что ему почудилось, что он бредит, как тогда в военном госпитале, когда ему чуть было по ошибке не отрезали все конечности. Доктор, поднакурившийся для снятия стресса местной травки, уверял его, что ампутировать бессмертную душу невозможно, а то бы он и ее ампутировал, чтобы операционная не простаивала. Дваждырожденный тогда ухитрился двинуть его пяткой в челюсть и правильно сделал, потому что утром, придя в себя, доктор признал, что перепутал пациента, а Богдана отпустил с миром, и тот, хоть и контуженный бомбой, которую в корзинку с яблоками подложил улыбчивый афганский ребенок, но все же отбыл на родину, не желавшую ничего знать про своих героев и упрямо притворявшуюся, что они – плод собственного воображения. Но все это было в хоть и страшном, но в прошлом, а сейчас перед ним сидело двое Голов и Клар и, судя по всему, что-то нужно было делать, но что? Если просто врезать по харе, то можно перепутать начальственное лицо с подставным и потом жалеть об этом до конца своих дней. А может быть, в селе неожиданно, из-за Чернобыля, начался процесс почкования и сейчас Мотря тоже раздвоится и ее четыре груди, каждая размером то ли с Монблан, то ли с Килиманджаро, уткнутся в него с обеих сторон и от этой трудотерапии он избавится от кошмаров, которые ему до сих пор снятся по ночам… Но Мотря совершенно не спешила раздваиваться, а двое Голов осуждающе смотрели на него своими серо-голубыми глазами, словно ожидая от него ответа на немой ребус. Но тут чертовка, которую бедная Клара была вынуждена отпустить, опять издевательски, как уверенный в себе прокурор, спросила у Гапки: «Так ты расскажи нам, Гапка, где чулочки шелковые приторговала, или подарил их кто?». Тоскливец, который ушел во двор смывать с себя Кларин ужин, к счастью для себя, не слышал злопыхательский вопрос дьявольского отродья, но до Клары постепенно стало доходить, что перед ней за фрукт и на что он намекает, и поэтому она, не долго думая, вцепилась на этот раз в нежную нашу Тапочку, которая совсем не для того притащилась сюда по заснеженной улице, чтобы взойти с криком на ту Голгофу, на которую ее за волосы тащила злобная Клара. И поэтому, спасая богатство русых с золотым отливом волос, Тапочка наша припомнила, как давала Голове при случае турусов своей хорошенькой ножкой, и, извернувшись и рискуя приобрести на голове католическую тонзуру, коленкой поставила знак восклицания на Клариной промежности, да такой, что Клара, уразумев, что возвратилась домой не в самую светлую годину, как ошпаренная выбежала на улицу и рухнула в снег рядом с отдыхавшим в нем супругом. Тоскливец, однако, принял это за очередную подлость и ловушку и ретировался подальше от своей половины, даже не поинтересовавшись, отчего она падает в снег, как спиленная по причине трухлявости сосна. Но вся эта суета никак не повлияла на Дваждырожденного, который думал сейчас только о том, что плохо ходить в гости без гранаты. Он порылся немного в сумке у Мотри на предмет чего-нибудь острого, но обнаружил только замызганную косметику да потертый томик Святого Евангелия. Дваждырожденный взял Святую Книгу и прошептал на ухо тому Голове, что сидел возле него: «А ну я тебе сейчас на колени положу Святое Евангелие!».
– Ты что, совсем спятил! – возмутился Голова. – Хоть бы пару сот отстегнул за то, что я тебя на работу взял!
Дваждырожденный, сообразив, что перед ним Голова настоящий, встал из-за стола, подошел к близнецу своего начальника, встал у него за спиной и прошептал на ухо: «А ну я сейчас тебе на голову положу Святое Евангелие!». Чертяка понял, что карта его бита, ведь суровый нрав Дважды-рожденного был ему уже знаком, и поэтому он решил откупиться.
– Бессмертие, хочешь подарю бессмертие всем, кто сидит за этим столом…
Богдан, как читателю уже известно, был философом поневоле, а кто из философов не мечтал о бессмертии, чтобы вечно и в свое удовольствие философствовать на горе врагам? Но поскольку он не хотел верить нечистой силе и тем более принимать что-либо от нее в подарок, он на всякий случай повторил: «А что если я сейчас положу на твою поганую голову Святое Евангелие?». Черт, перепугавшись уже не на шутку, опять предложил:
– Бессмертие и кучу золота к нему в придачу. Прямо сегодня.
И чтобы Богдан его оставил в покое, громко сказал:
– Всем предлагаю бессмертие и кучу золота к нему в придачу. И то, и другое сегодня, не выходя из-за стола. Просто в подарок.