Люди из пригорода

Голова попробовал было объяснить ей, что это Тоскливей, провонял дом, но Гапка не желала слушать злопыхательские наветы и продолжала свой, казавшийся Голове бесконечным монолог. Нет, отдохнуть Голове, мягко говоря, не удавалось. Но и встать никаких сил не было, и он попробовал было попросить, чтобы Гапка сварила ему куриного бульончика, но та от такой наглости то ли взвизгнула, то ли хрюкнула и, как только на дворе стало смеркаться, приоделась и громко захлопнула за собой дверь. И Голова остался один в опустевшем доме, который никогда не согревали голоса играющих детей – Гапка боялась испортить талию и при слове «дети» кричала, что от родов она погибнет. И вот Голова остался совсем один, все отчетливее догадываясь, что скоро наступит ночь, и если ему ничего не удастся съесть, а Тоскливец опять заявится сквозь стену, то сил убегать у него уже не будет. Отчаянным усилием воли Голова заставил себя встать, доплелся к кладовке и при виде висящих на стене кругов колбасы несколько приободрился – нарезал колбаски, съел головку чеснока и для бодрости и дезинфекции позволил себе выпить небольшой штофик горилочки с перцем. «А может, он еще и не явится, – думал Голова, – может быть, у него есть хоть остатки совести. Кроме того, не исключается, что из-за Галкиной придури я переволновался и Тоскливец мне действительно приснился, а слабость у меня просто от гриппа. Нужно выпить еще немножко, и проклятая бацилла оставит меня в покое».

Голова направился к серванту, чтобы налить себе еще горилочки, но, к своему ужасу, увидел, что сквозь стеклянную дверцу, за которой находился пузатый графинчик, на него со злобной ухмылкой смотрит зеленый и страшный, как сама смерть, Тоскливец и только и ожидает того, чтобы Голова открыл дверцу, чтобы его куснуть.

«Батюшки, – всплеснул руками Голова, – опять он здесь!». А упырь, заметив, что обнаружен, покинул свой схов – и в погоню за Головой. Сначала Голове удалось перевернуть на того стол, упырь от такого поворота событий несколько притих и не спешил из-под него вылазить, и у Головы уже затеплилась надежда, что ему удалось одолеть злобное чудовище. Но тут вдруг стол с грохотом был отброшен, и Тоскливец, зеленый, безмолвный и мрачный, стал приближаться к Голове, норовя загнать его в угол.

– Гапку, Гапку лучше сожри, – задыхаясь советовал ему Голова, показывая на Гапкину комнату. Но упырь не поверил и все быстрей, все быстрей за Головой, а тот вспомнил, как в молодости играл в баскетбол и носился вокруг перевернутого стола, как юноша. В какой-то момент ему удалось взглянуть на настенные часы, чтобы понять, сколько осталось до восхода солнца, и к своему удивлению, он заметил, что минутная стрелка так бежит по циферблату, словно и за ней кто-то гонится, словно стараясь ему, Голове, помочь и приблизить рассвет. «Нет, не дожить мне до утра», – грустно подумал Голова, но тут яркий луч притаившегося за тучами светила наконец прорезал густой туман, окутавший Горенку, и Тоскливец приоткрыл дверь и был таков. Голова побоялся выглянуть во двор, чтобы подсмотреть, куда направилась проклятая нечисть, опасаясь, что тот может наброситься на него из-за двери, и только покрепче ее запер, перекрестился и только уже собрался прилечь, чтобы хоть немного отдохнуть, как по двери забарабанила возвратившаяся Гапка.

Когда перед ее округлившимися от удивления и бешенства глазами предстали остатки посуды, изорванное в клочья белье и окончательно разгромленный дом, она перевела дух, а затем уверенно сообщила:

– Я тебя в сумасшедший дом сдам. Вытрезвитель ты уже перерос.

Голова и на этот раз ей ничего не ответил и, как зомби, рухнул в постель, проклиная тот день и час, когда принял Тоскливца на работу. День и ночь проспал он беспробудно и даже Ваське, который опять притащился, чтобы побеседовать с Василием Петровичем по душам, не удалось его добудиться.

А проснувшись, Голова сразу вспомнил, что праздники закончились, если то, что с ним произошло, можно назвать праздниками, и следует собираться в присутственное место, чтобы поставить наконец Маринку на ее место, да и Тоскливца… Как только Голова вспомнил про Тоскливца, он сразу покрылся испариной – тот ведь может и на работе за ним гоняться, и не будет ему теперь, где и передохнуть.

«Ничего, ничего, – успокаивал себя Голова, – он при других не посмеет показать, кто он на самом деле такой, главное – не оставаться с ним в конторе один на один».

И Голова, как на Голгофу, поплелся в сельсовет и обнаружил, что он финишировал последним – все уже собрались и, как всегда, горячо обсуждали, чья очередь покупать сахар. Голова молча, чем всех удивил, вытащил гривну, вручил ее Маринке и прошествовал в свой кабинет, чтобы рухнуть на кожаный диванчик и предаться размышлениям. Поневоле ему вспомнилось слово «сранчик», которым его пыталась раздраконить молодежь, но после последних событий похабные колядки казались ему просто добрыми детскими шалостями – Голова понимал, что в эту ночь он спал как убитый, и если бы упырь опять заявился, то утреннее солнышко уже взошло бы над Горенкой без него.