Люди из захолустья

Он разыскивал Васяню, своего извозчика, проживавшего где-то в Заовражной улице. Познание нового, нынешнего Мшанска Соустин решил начать именно с него, во-первых, потому, что тут легче начиналось,- Васяня сам пригласил его зайти, покалякать, а во-вторых, потому, что Васяню, сына зажиточного мужика с той же Лягушевки, отчасти знавал он с самого детства. Получалась, таким образом, завершенная история одной мужицкой души; но в середине истории пока белые пятна, пунктир.

Кстати об истории... В местной библиотеке, куда Соустин наведался днем, нашлась на стене памятка такого содержания:

ВАЖНЕЙШИЕ СОБЫТИЯ ИЗ ЖИЗНИ Б. ГОРОДА

НЫНЕ РАЙЦЕНТРА С. МШАНСК

Учрежден на месте древнемордовского поселения Мурумза.................. 1555 г. Взят соучастниками Степана Разина под руководством казака Мишки Харитонова............................................................ ........................... 1670 г. Вошел в состав укрепленных городов Московского государства .......... 1673 г. Разорен ногайской ордой..................................................... ......................... 1717 г. Присоединился к Пугачеву, воевода Андеев повешен............................. 1774 г. Назначен уездным городом наместничества..................................... ........ 1786 г. Первый уездный съезд Советов................................................ ................... 1917 г. Установлен первый радиоприемник с громкоговорителем ..................... 1926 г. Над Мшанском пролетел первый аэроплан................................ 7 ноября 1928 г.

На излете селения чернели редкие избенки - все дальше и дальше одна от другой. Около самой росстани - каменный флигель, в нем зарезали когда-то бакалейщика с большими деньгами... Закат догасал рдяно, чересчур очерняя, как бы обугливая предметы. И весь Мшанск наполовину обозначался, наполовину угадывался отсюда в виде неясного скопища ближайших изб и дальних темнот, с кустами, скворечнями и трупами колоколен в небе.

И сейчас главное, что деялось на этой уходящей в огромную историческую даль земле, под этими полевыми закатами, было: индустриализация страны, коллективизация сельского хозяйства.

И странно: оба конца времени, разделенные между собой такой чудовищной далью и непохожестью,- и тот, древний, с легендарной столицей Мурумзой, с ногайским валом, с неведомыми сородичами Соустина, что-то делавшими на этой земле, и тот, что сейчас,- оба эти конца, пред лицом потухающего на закате селения, осмысливались в непререкаемой, неизбежной и вековечной слитности. Полумосковский, полуздешний человек остановился, думал.

Да селение вовсе и не потухало. Под толсто нависшими соломенными крышами затеплились огоньки. Над базаром установилось полымя от электрического фонаря. Электричество провели здесь недавно, уже без Соустина.

Ему показали, наконец, Васянину избу. Вся она снаружи, кроме окошек, хозяйственно укутана снопами и походила на деда, заросшего бородой до самых глаз. Васяня выскочил на стук. Он радостно снял шапку, да так и не надевал, пока бережно вел за собой гостя,- Соустину вспомнилась при этом льстивая почтительность сестры и Поли: несомненно, у мшанских таилось преувеличенное, фантастическое представление о его служебном положении и могуществе.

Едва не запнулся о подворотню, за которой начинался темный - с первого шагу ни зги не видно - дворик. Заботливо ощупал в кармане литр, приготовленный с умыслом для откровенного разговора. Под ногами было мягко и пушисто от соломы. Да и поверху дворик был сплошь укрыт соломой, только в середине оставлено оконце, через которое пробивались звезды. Темно, тепло, как в тулупе за пазухой. "Скотина этак любит",- пояснил Васяня. Из невидимого хлева пофыркивало, помыкивало, въедалось в ноздри густо-сладковатым парным навозом.

Зато в сенях - полная темень, земляные ямы, ногу сломать. Преодолел кое-как и сени.

Половину избы занимала громадная печь; на ней же, видимо, и спали Васяня с женой. Жена, по имени Клава, тотчас подошла, поздоровалась с Соустиным слишком долгим, тесным пожатием руки. Самодельный тусклячок освещал избу. В углу, под тремя крошечными жалкими образками, стол. Васяня примостился около него на облезлом старом сундучке, поставив его ребром, а Соустина устроил на проваленном венском стуле. У низкого оконца на двух кадках была положена доска, так что получилось нечто вроде скамьи, и на ней свалены черепки грязных тарелок, сковорода, пустая квашня, вообще разная рухлядь. У двери на полу бочонок с квасом Васяня хотел было угостить, налить, да оттуда потянулась одна гуща. Под столом терлась, поблеивала ярка, каракулево-шелковистая, черная, с белым пятном на глазу. Кочевье, кочевье...

Васяня со вздохом замысловато пояснил:

- Живу, Николай Филатыч, как пострадавший от стихии.

И он не замедлил поведать Соустину про пожар: как избу охватило огнем враз и погорело два одеяла, две пары полусапожек жениных, из них одна новая, пара Васяниных сапог, кровать,- да мало ли какого добра!

Соустину стало тесно от столь подробного перечисления вещей, не того ему хотелось.