Люди из захолустья

— Правду не только надо видеть, товарищ Соустин, надо уметь выявлять ее. Вот поговаривают, что, мол, большевики в своих газетах, докладах и так далее надевают на правду какие-то особые очки… И бывает, что поговаривают не только обыватели. Вот! — Зыбин, сам того не заметив, указал на папку. Допустим, что где-нибудь в Тамбове и, скажем, в Рузаевке головотяпы погноили на элеваторе несколько сот тонн зерна. (И Соустин подумал, что в папке наверняка это есть — и о Тамбове и о Рузаевке.) Значит ли это, что аппарат наш ни к черту вообще, что он никогда не справится с тем, что мы поднимаем, и вообще что надо поставить под сомнение нашу систему хлебозаготовок? Нет, так могут рассуждать только те, кому выгодно видеть не всю правду, а только первую, внешнюю половину факта! Правда — умнее.

Зыбин поспешно вынул коробку папирос, закурил, предложил и Соустину.

— Например, вот. На некотором заводе рабочие во время обеденного перерыва выстроились в очередь перед табачным киоском. Вы знаете, что с папиросами у нас иногда бывает перебой. («И не только с папиросами», хотелось добавить Соустину.) Так вот: киоск заперт, папирос нет, ребята, без малого сотни две человек, стоят. Перерыв кончился; стоят, не уходят. Только администрация дает повторный гудок: по цехам. Ребята берут киоск на плечи, идут в цех, ставят там киоск и опять выстраиваются перед ним в очередь. Через час, через два приехал грузовик с папиросами. Но ведь полдня рабочего пропало, разговоры… работа развихлянная… Чем плоха была бы телеграммка для белогвардейской газеты? Дескать, вот до чего рабочим у них невтерпеж, до чего надоело им трепаться со всякими карточками и недостачами! Потому что это только первая половина факта. А вот вторая: на другой день приехали на завод товарищи, поговорили, достали до огня, заворошился комсомол, такие чертовы пары развели на заводе, — правда, он еще не вышел, но выходит из прорыва, а ребят ночью приходится гнать из цехов чуть не силком! Значит, правда-то в том, чтобы увидеть, где и какие тут основные-то действующие силы, и вытянуть их… При чем же здесь очки? Правда, товарищ Соустин, только одна: это есть то, что является железной необходимостью для класса. Впрочем, вероятно, вы и без меня все это хорошо понимаете. Недаром этим словом назван и центральный орган нашей партии…

Соустин слушал, выцарапывая в своем блокноте какие-то узоры. В Зыбине сегодня было что-то невсегдашнее, возбужденное, удивляющее… Как будто он вдруг отбросил пустяки, выпрямился… Один из ведущих, незадумывающихся… И, может быть, дома у них с Ольгой счастливые перемены?

Соустин поднялся с места.

— А если такая вещь, товарищ Зыбин… В одной вчерашней газетке… — Он нелепо порылся в газетном ворохе на зыбинском столе, ничего не нашел и взволнованно махнул рукой. — Неважно. Там один автор написал злободневную заметочку о нехватке продуктов в магазинах. И знаете, к чему он все свел, что больше всего возмущает автора? Почему в магазинах нет конфеток кисленьких для рабочих! Он так и пишет, громы мечет: наш рабочий любит к чаю кисленькое! Наш рабочий! — Знакомая жаркая слепота бешенства вдруг скрутила Соустина, кидала по комнате. — Вы простите, товарищ Зыбин, знаю я эти кисленькие конфетки для простонародья, которые продавались на копейку по три штуки и которыми довешивали также мыло. А ведь сам этот сюсюкающий сукин сын, наверно, обожает кофе покушать в «Метрополе». Почему же для рабочего-то, для хозяина, смеет он негодовать только о кис-лень-ком?

Он задыхался, руки его тряслись. Зыбин тоже встал, наблюдая его с усмешливым и каким-то новым любопытством.

— Ну, пошляков и приспособленцев у нас достаточно. Кое-что вы верно сказали, — чтобы у рабочих был стол, как в «Метрополе». Но есть и левацкий грешок… — Зыбин шутливо посмеивался на прощанье. — Я вот тоже изредка захожу в «Метрополь».

Он протянул руку:

— Итак. — И внимательно посмотрел на Соустина: — А как у вас с Калабухом?

Соустин понял: после того случая ему предлагали защиту, если она нужна…

— Ничего.

— Ничего? Да… И почему же вы не сказали нам ни разу, что хотите учиться? Эх, химик! Наша редакция имеет связь со всякими институтами и всегда окажет вам содействие. Подумайте об этом.

Соустин едва не отшатнулся, изумленно пробормотав что-то. Ольга вдобавок выдала самое его сокровенное… На том и кончилась беседа. Беседа кончилась дружески, но осталось в памяти что-то хозяйское, предостерегающее, оно неотступно летело по снегам косыми тенями вагонов, столбами оконного московского света… оно досягало и до самого Мшанска.

Мшанск!

Неужели он в самом деле едет в Мшанск?