Мы сошли вниз и потерялись в толпе. Я сказал «потерялись» и смеюсь. Мы часто разговариваем штампами и мыслим штампами. Я еще мог потеряться, тем более Лусин с его двумя метрами тридцатью сантиметрами. Но оба галакта, почти трехметровые, величественные, сияющие улыбками, возвышались над толпой, как статуи.
Еще меньше мог потеряться Гиг — хохот его разносился по всему звездолету, он шел, и ему почтительно очищали дорогу. А потом к нему подлетел Труб и обнял его крылом — невидимка и ангел, торжествующие и счастливые, шагали среди людей, как новобрачные на свадьбе. И приветствовали их с не меньшим ликованием, чем новобрачных.
— Пойдем в обсервационный зал, — сказал я Аллану. — Я покажу тебе Оранжевую, где сейчас царит в своей резиденции на Третьей планете Андре Шерстюк. Да, Андре, наш Андре, милый Андре, живой, взбалмошный, деятельный!.. И главное — могущественный! По крайней мере, четверть светил Персея подвластны ему… Куда ты, Аллан?
— Минуточку, Эли! — крикнул Аллан, расталкивая толпу.
— Что с ним? — спросил я Ольгу. — Чем я так испугал его?
— Сейчас узнаешь, Эли. Не испугал, а обрадовал. Аллан появился, когда мы входили в обсервационный зал.
Он держал за руку молодого человека.
Юноша до того походил на Андре, что я замер. Это был Андре, но не тот, постаревший, нервный, какого мы оставили на Третьей планете, а прежний Андре, друг моей юности, — статный, чарующе прекрасный, с теми же рыже-красными локонами по плечи…
— Олег! — выговорил я с трудом. — Олег, ты?
Юноша робко подошел ко мне. Я крепко обнял его.
— Как ты очутился здесь? — спросил я.
— Три года назад мне разрешили присоединиться к походу, — ответил юноша. — Мама осталась на Оре, а я обещал, что немедленно сообщу ей, если что-нибудь разузнаю об отце.
— Сегодня же пошлешь на Ору сообщение, что отец нашелся. А сам ты скоро увидишь его: соединенный флот идет на Оранжевую, где командует твой отец.
В обсервационный зал набилось так много народу, что кресел на всех не хватило, пришлось стоять. На полусферах экрана огни звездолетов забивали блеск светил.
Зеленые точки кораблей галактов перемещались с красноватыми точками наших кораблей. Я навел умножитель на пару из одной красной и одной зеленой точки. Крейсер галактов в умножителе был огромен рядом с нашим.
Я усмехнулся. Нам не приходилось сетовать: в небольших объемах наших кораблей таилась гигантская мощь. Рассеянные по скоплению остатки флота разрушителей могли бы многое рассказать о нашей мощи.
— Кое-что сделано в Персее, — сказал я вслух. — Кое-что сделано, друзья!
Мне ответил Олег. В его голосе слышалась грусть:
— Все важное уже сделано вами… А нам, молодежи, остается доделывать.
Сквозь сферу огней соединенного флота людей и галактов проступали звезды скопления Хи Персея, а за ними выплескивался из берегов Млечный Путь, величественный звездный поток Вселенной.
Нигде он так не прекрасен и не грандиозен, как в Персее, нигде так не грозны пожирающие его ядро туманности.
— Кое-что сделано. — повторил я. — И того, что остается здесь сделать, хватит всем нам на века. Но тебе, Олег, мы поставим иную задачу, вне Персея, лишь вашему поколению она по плечу. Вон где-то там, — я показал на темные туманности, — обитает загадочный и могущественный народ — рамиры. Нужно узнать, кто они такие. Экспедиция в ядро Галактики — вот задача, которую мы поручим поколению сегодняшних юношей, Олег!
Книга третья
КОЛЬЦО ОБРАТНОГО ВРЕМЕНИ
Часть первая
Мученики звездной дисгармонии
Среди миров, в мерцании светил
Одной звезды я повторяю имя
Не потому, чтоб я ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у нее одной молю ответа.
Не потому, что от нее светло,
А потому, что с ней не надо света.
Вот ваш Лондон, леди. Узнаете?
Я его дарю вам. Это он
В каждом звуке, в каждом повороте,
В ускользающем водовороте
Сна, так непохожего на сон.
В тот день хлынул громкий дождь, это я хорошо помню. В Управлении Земной Оси что-то разладилось: праздник Большой летней грозы планировался через неделю. А косые прутья дождя звучно секли окна, по бульвару мчались пенистые потоки. Я бегом поднялся на веранду восьмидесятого этажа и с наслаждением подставил лицо незапрограммированному ливню. Я, конечно, мигом промок до нитки. И когда Мери позвала меня, не откликнулся: я знал, что она сердится. Я и раньше не надевал плаща, выбегая на дождь, всегда это вызывало у нее недовольство. Она продолжала звать:
— Эли!! Эли! Опускайся! Тебя вызывает Ромеро.
Когда Мери упомянула Ромеро, я возвратился. Посреди комнаты стоял Павел — естественно, его изображение, а не он сам.