Люди как боги. Когда спящий проснется

— Нет, не жалею, — продолжал Грэхэм. — Это была ничтожная, мелкая жизнь. Теперь же… Мы считали наш мир весьма сложным и цивилизованным. Но хотя я успел прожить в этом новом мире всего четыре дня, вспоминая прошлое, я ясно вижу, что это была эпоха варварства, лишь начало современного мира. Да, только начало. Вы не поверите, как мало я знаю.

— Что ж, расспросите меня, если угодно, — улыбнулась девушка.

— В таком случае скажите мне, кто эти люди. Я до сих пор никого не знаю. Никак не могу понять. Что это, генералы?

— В шляпах с перьями?

— Ах, нет. Вероятно, это важные должностные лица. Кто, например, вот этот внушительного вида человек?

— Этот? Очень важная особа. Морден, главный директор Компании Противожелчных Пилюль. Говорят, его рабочие производят в сутки мириад мириадов пилюль. Подумайте только — мириад мириадов!

— Мириад мириадов. Не мудрено, что он так гордо на всех посматривает, — сказал Грэхэм. — Пилюли! Какое странное время! Ну, а этот, в пурпурной одежде?

— Он не принадлежит, собственно говоря, к нашему кругу. Но мы любим его. Он очень умен и забавен. Это один из старшин медицинского факультета Лондонского университета. Вы, конечно, знаете, что все медики — члены Компании Медицинского Факультета и носят пурпур. Для этого нужны знания. Но, конечно, раз им платят за их труд… — И она снисходительно улыбнулась.

— Есть здесь кто-нибудь из ваших известных артистов и авторов?

— Ни одного автора. По большей части это сварливые, самовлюбленные чудаки. Они вечно ссорятся. Даже из-за мест за столом. Они прямо невыносимы! Но Райсбюри, наш модный капиллотомист, я думаю, здесь. Он с Капри.

— Капиллотомист? — повторил Грэхэм. — Ах, да, припоминаю. Артист! Ну, и что же?

— Нам поневоле приходится за ним ухаживать, — сказала она, как бы извиняясь. — Ведь наши головы в его руках. — Она улыбнулась.

Грэхэм с трудом удержался от комплимента, на который она явно напрашивалась, но взгляд его был достаточно красноречив.

— Как у вас обстоит дело с искусством? — спросил он. — Назовите мне ваших знаменитых живописцев!

Девушка посмотрела на него недоумевающе. Потом рассмеялась.

— Разрешите мне подумать, — сказала она и замялась. — Вы, конечно, имеете в виду тех чудаков, которых все ценили за то, что они мазали масляными красками по холсту? Их полотна ваши современники вставляли в золотые рамы и целыми рядами вешали на стенах в своих квадратных комнатушках. У нас теперь их нет и в помине. Людям надоела вся эта дребедень.

— Но что же вы подумали?…

В ответ она многозначительно приложила палец к вспыхнувшей неподдельным румянцем щеке и, улыбаясь, с лукавым кокетством, вызывающе посмотрела на него.

— И здесь, — прибавила она, указывая на свои ресницы.

Несколько мгновений Грэхэм недоумевал. Но вдруг в памяти его воскресла старинная картина «Дядя Том и вдова». И он смутился. Он чувствовал, что тысячи глаз с любопытством устремлены на него.

— Хорошо, — ответил Грэхэм невпопад и отвернулся от очаровательной обольстительницы. Он огляделся по сторонам. Да, за ним наблюдали, хотя я делали вид, что не смотрят на него. Неужели он покраснел?

— Кто это разговаривает с дамою в платье шафранного цвета? — спросил он, стараясь не смотреть в глаза девушке.

Человек, заинтересовавший Грэхэма, оказался директором одного из американских театров и только что вернулся из Мексики. Лицо его напомнило Грэхэму Калигулу, бюст которого он когда-то видел.

Другой мужчина, привлекший внимание Грэхэма, оказался начальником Черного Труда. Значение этой должности не сразу дошло до сознания Грэхэма, но через миг он повторил с удивлением:

— Начальник Черного Труда?…

Девушка, ничуть не смущаясь, указала ему на хорошенькую миниатюрную женщину, назвав ее добавочной женой лондонского епископа.

Она даже похвалила смелость епископа, ибо до сих пор духовенство обычно придерживалось моногамии.

— Это противоестественно. Почему священник должен сдерживать свои естественные желания, ведь он такой же человек, как и все?

— Между прочим, — спросила вдруг она, — вы принадлежите к англиканской церкви?

Грэхэм хотел было спросить, что означает название «добавочная жена», — по-видимому, это было ходячее словечко, — но Линкольн прервал этот интересный разговор. Они пересекли зал и подошли к человеку высокого роста в малиновом одеянии, который стоял с двумя очаровательными особами в бирманских (как показалось Грэхэму) костюмах. Обменявшись приветствиями, Грэхэм направился дальше.

Пестрый хаос первых впечатлений начал принимать более четкую форму. Сперва вид этого блестящего собрания пробудил в нем демократа, и он начал ко всему относиться враждебно и насмешливо. Но так уж устроен человек — он не в силах долго противостоять окружающей его атмосфере лести.

Скоро его захватили музыка, яркий свет, игра красок, блеск обнаженных рук и плеч, рукопожатия, множество оживленных и улыбающихся лиц, гул голосов, наигранно приветливые интонации, атмосфера лести, внимания и почтения. На время он забыл о своих размышлениях там, на вышке.