– И ели вы с аппетитом, – добавил Ромеро, улыбаясь. – Но потом вдруг окаменели, и мы порядком перепугались.
– На какой корабль нас грузят? – спросил я, понемногу овладевая голосом.
– На «Волопас». – Осима иронически усмехнулся. – Побаиваются вселенские завоеватели показывать нам свои корабли.
С помощью Ромеро и Мери я приподнялся. В зал вполз Громовержец, на нем сидел Лусин. Мы с Мери и Петри примостились за его спиной.
– Включай мотор, – сказал Петри Лусину. Но Лусин так радовался моему освобождению, что не обратил внимания на поношение своего любимца.
Крылатый ящер быстро пополз по коридору, но в распределительном зале его затерли в угол пегасы. Летающие лошади с визгом и ржанием топотали в туннеле, стремясь поскорее вырваться на воздух. На одном из пегасов промчался Астр, он радостно помахал рукой.
– Не забудь: номер восьмой! – крикнула ему Мери.
– Неплохо ездит, – заметил Петри. Словечко «неплохо» у этого флегматичного человека было высшей формулой одобрения.
Мне тоже показалось, что Астр как влитой сидит на пегасе, он лихо пригибался к шее коня, ловко поджимал ноги, чтоб не мешать работе крыльев, – сам я так не сумел бы. Даже Лусин признавал, что ездить на пегасах посложней, чем на старых бескрылых лошадях.
Громовержец, выбравшись наружу, взмыл вверх.
Мы опять увидели в зените крохотное белое солнце, неприветливое, бессильное светило, не способное ни утеплить планету, ни затмить лихорадочное сверкание звезд. Внизу простиралась мертвенно-зеленая равнина – никелевые поля, никелевые леса, озера и реки никелевых растворов. И везде, куда хватал глаз, громоздились шары звездолетов, огромные, угрюмые, – горы радом с холмиком «Волопаса», приткнувшегося в центре образованной ими долинки.
Громовержец не успел завершить витка над «Волопасом», как попал в гравитационный конус. Дракона так быстро швырнуло вниз, что Лусин закряхтел, Мери застонала, а у меня замерло сердце.
Еще быстрее нас засосало в недра «Волопаса» и здесь, на причальной площадке, веером поразбросало: дракона в одну сторону, Мери с Лусином – в другую, а меня с Петри – в третью.
– Берегитесь! – закричал Петри, увлекая меня с площадки. На нее валились другие драконы, засосанные гравитационной трубой.
Я не сумел быстро отскочить, и на меня упал Ромеро, а на Ромеро – Камагин. К счастью, ни один из гигантских ящеров на нас не свалился – иначе все счеты с нами были бы покончены сразу.
– Дома! – сформулировал Осима наше общее чувство.
Мы шли вдоль знакомых зданий, еще недавно наших квартир; во Вселенной, вероятно, не было уголка более близкого нам, чем этот. И разрушители ничего не тронули в комнатах, то один, то другой из пленников выбегал на улицу и радостно сообщал, что все сохранено, как было до высадки на зеленую планету.
– Загляни, как у нас, – попросил я Мери у дверей в нашу квартиру. – А я пойду в обсервационный зал. Не беспокойся, мне хорошо.
Я не сделал и двух шагов, как мимо пробежал Астр со склянкой в руке. Я окликнул его, он не отозвался.
– Куда он умчался? – спросил я Мери. – В такое время разгуливать по звездолету небезопасно!
Она лукаво улыбнулась:
– Ничего с ним не будет. Подождем здесь его возвращения.
Астр возвратился минут через пять. Он сиял.
– Все исполнено, мама! – кричал он издали. – Я выплеснул склянку. Планета заражена.
Я ничего не понимал.
– Заражена? Может, все-таки объяснишь, Мери, что происходит?
Оказалось, Астр распылил на планете жизнедеятельные бактерии, питающиеся никелем и его солями. Планета теперь заражена жизнью. Вначале процесс будет совершаться незаметно, потом убыстрится, пока на поверхности и в никелевых недрах не забушует эпидемия жизни. И тогда оборвать жадное ее разрастание будет возможно, лишь полностью уничтожив планету.
– Я теперь жизнетворец, отец! – с гордостью сказал Астр.
– Ты молодец! – сказал я и похлопал его по плечу.
На экранах разворачивалась звездная сфера. Мы находились где-то на окраине скопления. Я навел умножитель на Оранжевую. Это был сверхгигант такой неистовой светимости, что он представлялся скорее крохотной луной, чем звездой. Была хорошо видна и ее единственная планета: она сверкала то желтым, то синевато-белым, словно ее отражающая способность менялась при повороте вокруг оси.
После кратковременного оживления мне вновь стало плохо. Петри первый заметил, что я теряю сознание. Пришел в себя я на улице. Петри нес меня, рядом шли друзья. Я попросил опустить меня на землю, Петри отказался. В комнате я лег на диван. Друзья настроились на мое излучение, мыслями беседовать было не только безопасней, но и легче – мне, во всяком случае.
– Произошли удивительные события, надо в них разобраться, – сказал я. – Я хотел бы знать ваше мнение, Павел.