Люди Кода

Впрочем, профессиональные астрологи и прорицатели, только вчера выступавшие по радио и в газетах с прогнозами о будущем страны, тоже не сказали ни слова о том, что произойдет завтра. Любой здравомыслящий человек сделал бы из этого единственно верный вывод — никогда больше не полагаться на мнение астрологов и экстрасенсов. А между тем, на Израиле-2, да и на всех прочих его эквивалентах, астрология процветает, ибо человеческая вера столь же велика, сколь и непознаваема. Но это — к слову.

Рав Гусман, приглашая Левингера явиться на Совет мудрецов Торы, тоже ведь не ведал о том, что еще до вечера прославится вовсе не в той роли, на которую претендовал всю жизнь.

x x x

Хочу подчеркнуть, что в полдень (когда Совет мудрецов Торы принял историческое решение о признании Мессии, а И.Д.К. покинул квартиру Кремеров, так и не найдя общий язык с Диной) еще никто не мог даже подозревать о том, как станут развиваться события. Ссылки историка О.Нехамии (Институт Исхода, Израиль-3) на то, что Мессия, даже если поступал интуитивно, все же знал цель и видел путь, несостоятельны — Илья Давидович Кремер ничего не знал и не видел. Реувен Шай (Общество Мессии, Израиль-4) в своих «Экскурсах» тоже склоняется к мысли о том, что уже в утренних поступках Мессии можно отыскать его знание о последовавшем Исходе. При желании все можно отыскать везде. На деле же никто не знал ничего по той простой, но скрытой от исследователей причине, что И.Д.К. был в это время в состоянии душевного дискомфорта, и действие генетического аппарата, влиявшего на его личность, приостановилось.

x x x

Дина позвонила родителям, — с ними все было в порядке, а Хаим играл во дворе и пока ни с кем не подрался. Дина улыбнулась про себя: сын был драчлив, не в родителей пошел, а скорее в деда по отцовской линии, умершего еще в шестидесятых; тот всю свою жизнь с кем-нибудь воевал — сначала с Колчаком, потом с кулаками, с фашистами, а после войны даже с безродными космополитами, хотя и сам принадлежал к таковым, но это обстоятельство не могло помешать секретарю партъячейки выполнять свои прямые обязанности. В последние годы жизни дед воевал исключительно с жэковскими секретаршами, но воевал истово, отдавая всю душу и слабые уже силы, и умер на поле боя, когда объяснял молоденькой паспортистке существенную разницу между здоровым национализмом и махровым антисемитизмом.

Положив телефонную трубку, Дина почувствовала странное жжение в груди, около сердца, и испуганно присела на диван. Ей показалось, что внутри, по кровеносным сосудам, течет, приближаясь к сердцу, расплавленное масло, с шипением пробивая себе дорогу сквозь склеротически сросшиеся стенки. Почему-то Дину больше всего и давно уже пугал возможный склероз, видимо, с тех пор, когда она прочитала в журнале «Здоровье» о том, что болезнь эта, во-первых, самая распространенная на планете, а во-вторых, поражает не только стариков, как считалось прежде, но и здоровых молодых бугаев.

Расплавленное масло достигло сердца и застыло лужицей у какого-то из клапанов, не успев проникнуть внутрь, а Дина неожиданно увидела перед собой (на миг, изображение появилось, дернулось и исчезло) большой зал с рядами длинных, похожих на парты, или скорее, на депутатские скамьи в Кремле, столов, за которыми сидели и смотрели на нее белобородые старцы и относительно молодые мужчины, бороды которых, хотя и были черны, но свидетельствовали не о юности, а о благочестии.

Собрание это, даже на протяжении одного, выхваченного наугад, мгновения выглядело суровым, требовательным и непрощающим. Именно эти ощущения испытала Дина, хотя и поняла сразу, что это были не ее ощущения, она лишь восприняла мысленный крик мужа, стоявшего на кафедре и говорившего слова, которые шли вовсе не от его сознания, а откуда-то из глубин души, которую он, как ему казалось, знал, но, как оказалось, на деле и не знал, и не понимал.

В следующую секунду Дина вернулась в свою квартиру в Ир— ганим и с ненавистью подумала об И.Д.К., который сотворил все эти напасти, сложности и глупости. Подумав о нем, она сразу же и увидела предмет своей ненависти — он выбирался из кустов роз в Саду независимости, на ходу вытаскивая колючку из ладони.