Еще один огонек взлетел из песка, когда его личная цель, первая и настоятельная, четко оформилась в сознании. Найти Дину и Йосефа. Они наверняка тоже оказались в этом пространстве-времени, и наверняка их положение хуже, потому что Йосеф попробует разбираться в этом сугубо материальном мире с помощью идей Торы, а Дина, будучи женщиной, может запаниковать и безнадежно запутать ситуацию. О том, что его собственная уверенность была не более чем отражением его личного понимания мира, которое могло быть еще дальше от истины, чем представления Йосефа, основанные все же на логике Книги — генетического кода, собственно, и приведшего сюда всех троих, он в тот момент не подумал.
Колея, в которой он двигался, постепенно сужалась, тормозя полет, ему казалось, что грани (именно на гранях, будто огни святого Эльма, скапливались огоньки-цели) взрезают пространство, как тупое лезкие нелегко взрезает тонкую, но скользкую материю. Не останавливаться! Потому что он должен достичь той горловины, что связывала сейчас его — планету — с пространственным мешком, в котором, перемешиваясь подобно молекулам в газовом пузыре, летали иные планеты, иные Хранилища.
Быстрым движением мысли он оглядел собственные недра, но знания древних ничем не помогли. Он воспринял миллион советов — от рекомендаций по растапливанию розового масла до указаний по созданию блоков для транспортировки гранитных плит (исходивших от главного зодчего времен Аменхотепа II). Отмахнувшись от непрошенных советов, он понял, что никакое движение в колее не приведет его к выходу из топологической ловушки.
А выбраться из колеи он не мог.
Когда на мгновение погас и снова зажегся свет, Дина почувствовала, будто ее обняли крепкие и властные руки, чье— то дыхание коснулось ее щеки, и чей-то голос, тихий и уверенный, сказал:
— Не бойся.
Она не испугалась. Слишком много было иных впечатлений — для страха просто не осталось места.
Она почувствовала, как на руки льется теплая вода, и отдернула их, чтобы не замочить рукава. Вода вытекала из отверстия в белой стене, тянувшейся на сотни метров вправо и влево. Она стояла перед стеной, и рядом с ней — справа и слева — стояли женщины. Все они протягивали к стене руки и ловили тонкие водяные струи. Струй было множество, будто ряд питьевых фонтанчиков. Женщины погружали руки в эти тоненькие параболы, набирали полные пригоршни, умывались, некоторые пили эту воду, и лица их выражали восторг, даже экстаз, будто вода была либо живой, залечивавшей любые раны, особенно раны души, либо была вовсе не водой, но божественной жидкостью, приобщавшей к блаженству.
Скосив глаза на свою соседку справа, Дина провела мокрыми ладонями по лицу — и не почувствовала ничего. Вода как вода, теплая, и наверно, очень соленая, если судить по тому, как натянулась кожа. Дина лизнула кончик пальца — да, соль.
Женщина, стоявшая справа, была одета в длинное, до земли, фиолетовое шелковое платье, широкое в подоле, узкое в талии, легко обнимавшее красивую грудь и сходившееся на шее строгим стоячим воротником. Было ей на вид лет пятьдесят, может быть, чуть меньше. Посмотрев влево, Дина увидела молодую девушку лет восемнадцати в пляжном костюме тридцатых годов — наглухо закрытом не только от непотребных взглядов, но и от жаркого летнего воздуха.
Она посмотрела вверх и увидела то, что ожидала — стена кончалась на уровне примерно ста метров, а выше лежало небо.
Небо?
Это было бесконечно глубокое сферическое зеркало.
В самом зените уходило направо и налево отражение белой стены, но невозможно было оценить ее толщину, потому что расстояние до купола оставалось загадкой, которую было страшно разгадывать. Расстояние наверняка было огромным — сотни километров, тысячи? — потому что отражение мира представало картой, на которой невозможно было разглядеть не только отдельных людей, пусть даже в необычном ракурсе, но даже значительно более крупные предметы. Желтовато-зеленые материки (острова?) на зеленовато-синей подкладке океанов.
Дина подумала, что если дать себе волю, она сейчас сорвется и помчится вверх, который тут же станет низом, и мир перевернется, и упав, она снова окажется в своем салоне в Ир— Ганим и даже не почувствует удара от падения по очень простой причине — во сне не бывает больно.
И тогда она разбудит Хаима, потому что…
Она впервые подумала о сыне, и ей стало страшно.
Покачнувшись, но все же устояв на ногах, Йосеф Дари подумал о том, что нужно немедленно возблагодарить Господа за чудесное спасение. Когда свет исчез, он решил было, что умер — настолько плотной была темнота, настолько беззвучной и, главное, непредставимо бесконечной. "Неужели так вот и уходят?" — мысль была очень четкой, она и заставила Йосефа поверить, что не все связи с миром реальности уже утеряны.
Он обнаружил, что стоит на большой городской площади перед длинным приземистым зданием. Здание было синагогой, Йосеф не нуждался в логических умозаключениях, чтобы понять это. Прежде чем начать разбираться в ситуации, нужно было войти, отыскать рава, собрать миньян и вознести хвалу Всевышнему.