Люди Края

Мельник потерял счет предупреждениям о предстоящем испытании. Они настигали в каюте, в коридоре и холле, куда он отправился, чтобы немного пробежаться. Но предупреждения — это были только цветочки. За ними последовали настоятельные требования скорее — за полчаса до Ворот! — улечься в специальное кресло. Когда Мельник с Ганом этими требованиями пренебрегли, загорелся сигнал тревоги и в каюту явился второй пилот, чтобы проверить, что случилось с дорогими гостями. Пришлось лечь — причем кресло мелодичным голосом все время давало подробные инструкции, как в нем удобнее разместиться и как вести себя во время прохождения. А венцом всего стало предложение воспользоваться (для снятия стресса, неизбежного при таком тяжелейшем испытании, как Коридор) услугами корабельного психолога — как до, так и после Коридора. Седовласый господин, чье изображение появилось на внутренней поверхности крышки кресла, успел повторить свое предложение дважды, прежде чем Мельник нашел кнопку, которая его отключала.

Наконец все голоса заткнулись, на внутренней крышке люка загорелся красный сигнал — корабль вошел в Ворота. „Ну вот и Край, вот наконец и Край!“ — твердил Мельник, чувствуя, как впадает в тревожную дрему. Он давно научился спокойно переносить неприятные ощущения, которыми сопровождалось прохождение Коридоров. Немного горечи в том сиропе, который окружал их в последние две недели, — это даже хорошо.

Чувство безостановочного падения, скольжения в гибельную бездну, и зацепиться не за что… Опасность, от которой надо немедленно защищаться, а он руки не может поднять… Все это длилось, длилось — и все же кончилось. Мельник открыл глаза. Так и есть — красный огонь потух, загорелся сиреневый, извещая, что Коридор остался позади. Сейчас дадут кислород, потом сиреневый сменится на зеленый, замок крышки автоматически расстегнется, и можно будет вставать.

„Как там Ган?“ — подумал разведчик и в этот момент почувствовал, что под крышку начал поступать газ. Однако это был не кислород, нет, совсем не кислород. Он успел сделать лишь слабый вдох, но все равно ощущение было такое, будто он впустил в носоглотку и глубже — в бронхи, в верхушку легких — стаю голодных скорпионов. Адская боль сжала тело в конвульсиях, рот хотел раскрыться — вдохнуть еще, дышать, скорее! Однако мозг скомандовал иное. Легкие сжались, выталкивая ядовитую смесь наружу, после чего дыхание остановилось. Он мог не дышать дольше, чем любой ныряльщик: на испытаниях у Софийского выдерживал полчаса. Однако он не собирался лежать столько времени в ядовитом облаке. Надо было срочно снять крышку и выбраться из кресла. В стандартной процедуре пробуждения крышка отъезжала автоматически, но на автоматику надеяться не стоило — какая, к черту, автоматика, если ему дали яд вместо кислорода!

Глаза оставались закрытыми — он знал, что пускать ядовитую смесь к глазам нельзя ни в коем случае. Вслепую нашарил защелки ручного открывания кресла, потянул… Ничего не произошло, крышка оставалась закрытой. Потянул сильнее — обе защелки остались у него в руках. Дьявол, что происходит?! Он вспомнил, что где-то за головой должна находиться еще кнопка аварийного раскрытия кресла. Ага, вот она. Надо нажать… Черт, еще раз…

Сотни тысяч крохотных капсул антидота уже спешили с током крови к его искалеченным бронхам и носоглотке — скорее покончить с внедрившимся в ткани ядом, исправить повреждения. Однако им требовался чистый воздух и еще вода, много воды. Надо было выбраться из ядовитого облака, которое продолжало — он это чувствовал — проникать в тело сквозь кожу лица и рук, пропитало одежду. Ну же, открывайся!

— Что, не получается? — услышал он в наушниках знакомый голос- Можешь не стараться — она не откроется. Я об этом позаботилась. Сколько у нас с тобой осталось времени — минут шесть? Думаю, хватит, чтобы поговорить. Я знаю, ты можешь долго обходиться без воздуха, так что можно не торопиться. Самое важное ты узнаешь. Кстати, твой четвероногий друг уже перестал дергаться — свернулся крючком и лежит тихо. С ним, полагаю, уже покончено. Скоро с тобой будет то же самое.