– Я так долго ждал этого момента, – говорю я и чувствую себя совершенно счастливым. Я вдыхаю нежный аромат ее дыхания, густые испарения ее тела, которое пахнет, как земля в лесу весной. – Я долго искал тебя…
– Как хорошо, что ты нашел меня, Питер…
Я подхожу к ней на всех четырех лапах. Аромат корицы, смешанный с сильным влажным запахом ее возбужденной плоти, обволакивает меня. Я весь горю. Она издает низкий стон, почти рычание, которое служит мне сигналом. Я бросаюсь к ней, вхожу, нет, врываюсь в нее! Ее тело обвивает мое, ловит в горячую влажную ловушку. Рыча и извиваясь подо мной, она кусает мне шею, царапает когтями спину, хлопает крыльями, оплетает меня хвостом. Она отступает, когда я наступаю, и подается вперед, стоит мне отпрянуть. Мы тяжело и громко дышим.
Не обращая внимания на боль от ее укусов и царапин, завывая от наслаждения, я продолжаю свое дело. Когда она откидывает голову, собираясь снова укусить меня, я приникаю ртом к ее рту, стукнувшись зубами о ее зубы, и пью ее горячее дыхание. Наши тела переплетены, связаны одно с другим крепче, чем морским узлом. И вот, когда у меня уже больше не остается сил, я поднимаю голову и разрываю криком прохладный ночной воздух. Элизабет воет, извиваясь подо мною. Так, быстро теряя самообладание, мы неудержимо движемся к оргазму, пока, наконец, не забываемся в бешеных, почти болезненных судорогах, за которыми следует небывалое облегчение.
Потом мы лежим рядом. Ночной воздух охлаждает наши разгоряченные тела. Мы с Элизабет устало поглаживаем друг друга хвостами.
– Питер… – говорит она. – Это то, чего ты ждал?
Я с улыбкой отвечаю:
– Больше.
– Хорошо, – говорит она, подвигаясь ближе.
– А ты? Это было тем, чего ты ждала?
Она медлит с ответом, и впервые в жизни мне не все равно, каково будет мнение женщины обо мне. С обыкновенными женщинами, с людьми, я всегда знал, что хорош. Меня это не волновало. Но Элизабет – другая.
– Думаю, да,- ее забавляет мое волнение.- Нет, правда, было прекрасно… просто удивительно, – она обнимает меня, гладит. – Но у тебя раньше были женщины, ведь так?
Я киваю:
– Ни одна из них не могла сравниться с тобой.
– Рада это слышать, – мурлычет она. – И все-таки у тебя есть с чем сравнивать. А у меня нет.
Я знала только то, о чем мне рассказала мама, и поверь мне, она о многом умолчала, – Элизабет хихикает, и я тоже улыбаюсь.
Она льнет ко мне:
– Питер, я так рада… Мне так чудесно рядом с тобой. Мне кажется, мы сделаем друг друга счастливыми.
Я больше ничего не говорю, только благодарю судьбу и отца за то, что нашел ее. Впервые в жизни полностью удовлетворенный, я обнимаю ее, прислушиваюсь к ее замедляющемуся дыханию, чувствую, как ее тело становится все теплее, расслабляется, и она засыпает. Холодный ветер задувает в пещеру, Элизабет вздрагивает во сне и крепче прижимается ко мне. Я расправляю крылья – получается теплый кокон для нас обоих. Она вздыхает. Я улыбаюсь, стараясь попасть в такт ее дыханию, отдаваясь сну с таким же наслаждением, с каким недавно отдавался любви.
9
Утром меня будит своей болтовней стайка длиннохвостых попугаев, обосновавшаяся на деревьях неподалеку от пещеры. Развернув крылья, ежусь от утренней прохлады и снова укрываю нас обоих. Элизабет что-то бормочет, свернувшись калачиком. Она все еще спит. Я улыбаюсь, нежно тычусь носом ей в шею. Потом все-таки встаю и потягиваюсь. У меня все болит. Никогда среди человеческих женщин я не встречал ни одной, которая своей страстностью сравнилась бы с Элизабет. Я подхожу к выходу из пещеры, смотрю на туман, белым покрывалом накрывший зеленые деревья в долине. Оказывается, мы занимались любовью всю ночь.
За долиной видны другие холмы. Там, где туман рассеялся, я замечаю глубокие воронки в земле, овраги и впадины между холмами, и все это заросло богатой, сочной, зеленой растительностью. «Страна Дыр», – сказала Элизабет. Интересно, откуда она знает дорогу сюда. Нам еще предстоит многое выяснить друг о друге. Не могу дождаться! Если бы мы были обыкновенными людьми, это стало бы всего лишь приключением на одну ночь. Мы оба проснулись бы утром и смущенно поспешили бы расстаться. Но я точно знаю, что та, что спит сейчас в глубине пещеры, будет принадлежать мне, а я – ей всю оставшуюся жизнь.
Элизабет просыпается через час и видит, что я сижу рядом и любуюсь ею.
– Питер, ты заставляешь меня краснеть, – говорит она, видя, что я и не думаю отводить взгляда.
Я смотрю на нее и удивляюсь, насколько она красивее, чем человеческие самки. Нежно-зеленые чешуйки, и изящный изгиб спины, и эта чудесная кремовая окраска живота, и пылающая роза…
– Ты прелестна!
Она смеется. Это глубокий грудной смех уверенной, в себе женщины. Она поворачивается, подставляя мне то, что так прельщает меня, и спрашивает:
– Ведь именно это кажется тебе таким прелестным?
Я мотаю головой, начинаю бормотать что-то о том, что и кроме… но мое тело выдает меня.
– Бедняжка,- говорит она, обхватив меня хвостом и притянув к себе, – ты говоришь одно, а вот он,- она трогает меня между задними лапами,- совсем другое!