Люди Льда. Книги 1-47

Горы за хутором имели над Силье удивительную власть, как это и было всегда, но чувство, которое они вызывали теперь, не было уже страхом. Бессознательно она связывала их с определенной личностью, и, когда смотрела на них, робко и виновато, у нее пересыхали губы, а сердце билось быстро и взволнованно.

Она видела, пожалуй, не больше странных снов, чем другие люди, и забывала их обычно сразу при пробуждении. Но такой запретный сон, как тот с горными духами, она увидела еще раз. Теперь он был другим, но таким же бесстыдным. Проснувшись, она также продолжала лежать совершенно обессиленная. Она не помнила, как сон начинался. Помнила, как она стояла, плененная, между фогдом и его помощниками. Палач и его люди тоже были здесь. Ее в чем-то обвиняли, она не знала, в чем, но все люто ненавидели ее. Чтобы погасить их ненависть, она сделала то единственное, что могла придумать с отчаяния. Она начала раздеваться, постепенно снимая с себя одежду, а они опустили свое оружие и стояли, уставившись на нее — выжидательно, с искаженными потными лицами. Но фогд сказал: «Это тебе не поможет, ты все равно умрешь!»

Но в это мгновение все люди были оттеснены в сторону, и тут показался человек в волчьей шубе. Его волосы походили скорее на щетину, а оттуда торчали рога. На его лице было написано вожделение, хотя он пытался это скрыть, став вполоборота. Но вот он медленно повернулся к обнаженной Силье и повел ее за руку на вершину холма. И на виду у всех он гладил руками ее тело сверху вниз, и ее единственным желанием было, чтобы он снял с себя волчью шубу. Но он повернул ее и встал сзади нее, как дьявол на церковной стене. И на глазах у всех он положил руки на ее грудь. Сознание того, что все это видят, наполняло ее тупым, тяжелым возбуждением. Так или иначе, она понимала, что это был сон — и тут она могла быть свободной, быть самой собой. Его длинный жесткий язык стал лизать ее шею, ямку у горла, щеку… Он снова повернул ее и упал перед ней на колени, облизывая языком ее бедра, пока между ними не потекло что-то теплое и мокрое…

Силье проснулась оттого, что тихо стонала со сжатыми губами, встревоженная, страдающая от вожделения и стыда. Потом пришло отчаяние оттого, что не смогла утолить желание, которое в ней бушевало.

Бенедикт позаботился о том, чтобы привести к себе домой несколько молодых парней с соседних хуторов. Он понимал, что Силье нужно встречаться с ровесниками, чтобы не думать так часто о Хемминге. Бенедикт только посмеивался, когда она пыталась объяснить ему, что совсем не думает о Хемминге.

— Тебе необходимо встречаться с нормальными приятными парнями, — сказал Бенедикт. — Ты думаешь, я не вижу, какие у тебя мечтательные глаза?

Юноши были, действительно, приятные и обходительные. Когда они пытались беседовать с Силье, то говорили все сразу, перебивая друг друга. Они пытались превзойти друг друга в галантном поведении, что привело к тому, что один юноша споткнулся о другого. Но когда под конец этой встречи один из молодых людей отважился и спросил ее шепотом, не могут ли они навестить ее вечером в субботу, Силье действительно испугалась. Она знала, что такие посещения были обычны и что она должна была надеть на себя всю одежду, а парню разрешалось лежать на кровати и снять с себя только башмаки. Все происходило вполне пристойно. Но Силье никогда не имела таких «ухажеров», она не была к этому готова и не испытывала к этому желания. Когда Бенедикт оценил ситуацию, он помог ей выйти из затруднения. После того как парни ушли, он признал эксперимент не очень удачным.

Однажды, когда Бенедикт был в отъезде, а обе женщины отправились в гости, прихватив с собой детей, на хуторе появился Хемминг.

Силье вздрогнула, когда раздался стук в дверь, но увидев, кто стучал, сразу открыла.

— Добро пожаловать! — сказала она, улыбаясь. Он нагнулся перед низким притолокой и вошел.

— У тебя так уютно! — произнес он. — Пахнет свежевымытым полом, и вереск на столе. Ты сама выткала этот ковер? И резьбой по дереву ты тоже занимаешься! Ты, действительно, что-то вроде художника, Силье!

Она смущенно улыбалась. Назвать маленький вытканный четырехугольник ковром было преувеличением. И хотя она и делала все возможное, чтобы им было уютно в маленькой хижине, это было не больше, чем мог бы сделать любой другой человек.

— Не хотите ли присесть? Скоро придет работник, — сказала Силье, намекая на то, что она порядочная девушка.

— Я, к сожалению, не могу остаться здесь теперь, дорогая Силье, так что твоя добродетель вне опасности. Но я вернусь через несколько дней. Нет, нет, я порядочный мужчина, сказанное насчет добродетели — просто шутка. Сейчас мне только ужасно хочется пить. Не найдется ли у тебя пива для меня?

— Сейчас принесу, — сказала она и вприпрыжку побежала в главное здание.