Люди-мухи

– Потом началась война, и Антон вступил в движение Сопротивления. Он, конечно, спросил моего согласия, но как я могла отказать? Он ведь хотел помогать, а будущее страны было под угрозой. С тех пор я постоянно гадаю, что было бы, если бы тогда я возмутилась и сказала «нет». Тогда мы еще не понимали, что война сломает его. Мой Антон остался жив, но не сумел справиться с военными воспоминаниями, когда наступил мир. Ему снились страшные сны, он боялся спать по ночам и все больше курил и прикладывался к бутылке. В прошлый раз я говорила, что сейчас его нет, а вы не спросили, где он. Так вот, сейчас он лежит в больнице, откуда выйдет разве что ногами вперед. Сколько раз я говорила ему: нельзя столько пить и курить! Просила пожалеть нас и себя, ведь печень и легкие у него могут не выдержать. Я боялась, что он не доживет и до шестидесяти. Сейчас ему шестьдесят два, но через несколько недель все будет кончено из-за его печени и легких. Так что, если хотите с ним поговорить, не откладывайте надолго.

Фру Хансен смахнула слезинку. Потом она как будто опомнилась и продолжала:

– Знаю, о чем вы сейчас думаете: почему я здесь рассиживаюсь, когда мой муж в больнице? Ну, во-первых, я никогда не любила больниц. Но главное, мне невыносимо видеть его таким. От него прежнего осталась одна тень, и ему все время очень больно. Я всегда иду к нему, как только мне звонят и передают, что он хочет меня видеть, но такое случается не часто, и нам обоим после наших свиданий не делается легче. А мне еще приходится работать, сторожить дом и помогать детям. Вот и сижу здесь целыми днями да смотрю на старые фотографии. Хочу запомнить его таким, какой он был, а не таким, каким стал.

Слезы хлынули из ее глаз, и я не знал, как ее успокоить. Выждал пару минут, а потом нерешительно показал на другую фотографию. Она была сравнительно недавней, и на ней легко узнавалась женщина постарше и четверо нарядных детей, которые сидели на полу и улыбались. За их спинами стояла рождественская елка, под которой лежали подарки.

– Война сломала жизнь не только самому Антону, но и мне и нашим детям… Особенно тяжело было в последние годы. Антон хоть и с трудом, но работал, но каждую крону, на которую ему удавалось наложить руки, тратил на сигареты и выпивку. Рождество и Новый год всегда были самыми главными праздниками в году, у нас собирались дети и внуки, и ради них он несколько дней старался держать себя в руках. А прошлой осенью я думала, что сойду с ума. Мы кругом задолжали, и у меня не осталось друзей, у кого можно было попросить взаймы. Нам не хватало восьмидесяти крон, чтобы раздать самые неотложные долги до Рождества, а ведь надо было еще купить еду и рождественские подарки… Я ломала голову, как раздобыть хотя бы пятьдесят крон. У меня не осталось ценных вещей, которые можно было бы заложить. И вдруг случилось чудо: ко мне подошел Кристиан и дал мне четыре бумажки по пятьдесят крон. Я подавила гордость и взяла деньги. Ложь – большой грех, тем более на Рождество. Поверьте, по ночам я часто плакала в подушку. Зато Антон отметил свое последнее Рождество с внуками; и угощение было достойное, и подарков больше, чем обычно. А я утешалась тем, что другие брали плату за молчание и не по таким невинным поводам.

Я еще раз посмотрел на фотографии. Да, наверное… многие согласились бы взять деньги и под более сомнительным предлогом. Поэтому я постарался утешить фру Хансен, сказал, что по-человечески вполне ее понимаю и мы, наверное, закроем глаза на мелкое нарушение, если она согласится изменить свои прежние показания. Кроме того, начиная с сегодняшнего дня она будет говорить мне правду, и только правду. Жена сторожа испытала явное облегчение, перекрестилась и обещала больше не вводить меня в заблуждение.

– Я не знал, что ваш муж во время войны был участником движения Сопротивления. Кстати, тогда он знал Харальда Олесена?

Жена сторожа просияла, вспомнив старые времена, и горделиво улыбнулась:

– Конечно, знал! Именно Харальд Олесен и пригласил моего мужа вступить в Сопротивление. До сих пор помню, как они пожимали друг другу руки – вот здесь, за кухонным столом. Конечно, и мне пришлось помогать. Несколько раз мы прятали беженцев у нас в погребе, а потом Олесен переправлял их через границу в Швецию. Антон был лишь одним из многих его помощников. У Харальда Олесена в то время дел было по горло; он создал целую сеть отсюда и до границы. Я часто удивлялась ему. Какой он все-таки был сильный человек! Отвечал за жизнь многих людей, да и потом, после войны, ему удалось справиться с тяжелыми воспоминаниями…

Я насторожился. Разговор становился все интереснее. Возможно, скоро выяснится мотив убийства.

– Учитывая, как все сложилось потом, вы или Антон никогда не злились на Олесена?

Фру Хансен решительно покачала головой: