Люди на болоте

Харчев неохотно согласился, вышел в коридор, позвал дежурного. Вернувшись, он сел за стол, деловито-озабоченный, строгий, будто заранее готовый к разговору с арестованным.

Сцепив пальцы крепких красных рук с набухшими венами, он вытянул их перед собой на столе. Апейка, сидевщий сбоку за столом, пододвинул к себе газету, достал карандаш, торчавший из нагрудного кармана, стал выводить завитушки подписей.

Войдя, Василь прищурил глаза от яркого света, мельком, без всякого любопытства, взглянул на Апейку и исподлобья уставился на Харчева. Он глядел с таким выражением, которое, казалось Апейке, будто говорило: "Знаю, зачем позвали, - Ч) чем спрашивать будете, - добра не жду".

Харчев расцепил руки, шевельнулся.

- Ты что же это, друг, не признаешься? - четко, выделяя каждое слово, спросил он. - Не признаешься, что помогал Маслаку?

Василь отвел взгляд в сторону, переступил с ноги на ногу.

- Не помогал я...

- Как же не помогал?

Василь промолчал. Апейка прочел на его лице, замкнутом, настороженном: "Так я и знал, этого и ждал..." Воспользовавшись минутной тишиной, председатель волисполкома заговорил сам, спросив о таком, что, казалось, не имело никакого касательства к беседе:

- Какой надел у тебя?

Василь равнодушно ответил.

- Земля хорошая?

- Какая земля... У нас, в Куренях, земля...

- Есть и хорошая!

- Есть. Да не для нас...

- Для кого же? - шевельнулся Харчев.

Василь не ответил.

- Почему ж ты против землеустройства?

- Я против? - явно не согласился Василь.

- А как же? Разве не ты навел маслаковцев, чтоб они сорвали передел? вмешался Харчев.

Василь не нашелся что сказать. Апейка заметил, как парень снова безнадежно ссутулился: что скажешь людям, которые только твердят: "водил, помогал", понять не хотят ничего?

- Я знаю, ты - не бандит, - сказал вдруг Апейка.

Василь ожил, но тут же спохватился, сдержался, бросил настороженный взгляд.

- Ты - не бандит! - повторил Апейка более твердо. - Ты просто - трус!

Апейка сказал это недобро, с осуждением, но Василя ни его слова, ни тон не обидели. Он смотрел на Апейку уже не настороженно, но с надеждой, правда недоверчивой.

Апейка неожиданно стал злиться.

- Черт вас побери! - Даже злясь, он говорил ровно, тихо. - Для вас, для вашего счастья, стараются, гибнут люди.

А вы, вы - за себя постоять не умеете!.. Ты - не бандит, ты - крот, который копается в своей норе. И только одну свою шкуру бережет! А там хоть трава не расти! Пусть другие принесут тебе счастье на блюдечке!.. Ты, конечно, не откажешься земли хорошей взять! - Василь при этих словах кивнул головой: кто от такого откажется? - Конечно, ты не против землеустройства! И сам же помог сорвать его!

Апейка заметил, что парень хотел что-то возразить ему, но сдержался, побоялся, видно, рассердить его. "Эх, разговорился, судья! - подумал о себе председатель. - А он стоит - хоть бы что, об одном думает: отпустят или нет? .."

- Я - всё, я поговорил, - сказал он начальнику милиции.

Когда дежурный, вызванный Харчевым, указал парню на дверь, Василь неожиданно поклонился...

5

Апейка не ошибся: Василь, слушая его, действительно думал об одном: отпустят или не отпустят? В нем, как никогда в последние дни, зашевелилась, затрепетала надежда: "Может, отпустят?" Всю ночь он вспоминал, слово за словом мысленно перебирал разговор в кабинете Харчева, будто заново переживал всё. Гадая о своей судьбе, он чувствовал, что держался не так, как следовало, - молчал, не оправдывал:

ся, - и теперь ругал себя за молчаливость: такой удобный момент упустил, недотёпа! Хорошо хоть, что поклонился:

уважение, конечно, нравится начальству.

Сдержал все-таки Хвощик свое обещание, пошел к волостному начальнику. Значит, не врал, что с самим Апейкой знаком - как свой с ним. Смотри, куда сиганул! И что в комсомольцы записался, тоже, видно, правда чистая... Благодаря мысленно товарища, невольно позавидовал: "Выскочил Хвощик, хитер!.. Все Хвощи хитрые!" Позавидовал не со злостью, не с возмущением, а от души: хитрость - она как деньги, как удача, счастье...

Мысли от Костика незаметно перебежали к Апеике. Василь вспомнил щуплую фигуру председателя: совсем невидный, а столько власти в руках держит, начальник над всей волостью! И что особенно поражало, - имея большую власть, так прост и обходителен!

Как только он подумал об Апеике, снова ожило беспокойное, желанное: "Может, отпустят?.. Сказал же он: "Ты - не бандит!.. Не бандит, знаю", сказал... Это же не кто-нибудь, а начальник волости, власть, слова его что-то значат...

Не бандит! А раз не бандит, то не должны держать. Нет такого закону..." Но мысли эти, добрые надежды тут же вытеснялись холодным привычным сомнением: "Вряд ли... Так тебя и отпустят, жди!.. Харчев молчал, не согласен, конечно... Да и этот тоже - ругал, злился..."

Василь вспомнил, как сердито, неприязненно бросил ему Апейка упрек: "Крот, трус", - и тревогу о том, отпустят его или нет, сменила упрямая злость: "Приставили бы тебе обрез к груди, посмотрел бы я, что ты запел бы! В городе, в кабинетах, за спинами милицанеров все вы смелые!"