Люди на болоте

Миканор только мельком взглянул на Василя и Ганну, ему не показалось это таким интересным, как Рудому. Миканор внимательно наблюдал за Прокопом, - уткнув бороду в широкую распахнутую грудь, тот медленно двигался вдоль канавы, хмуро оглядывал ее, что-то думал. Странный, звероватый человек - всегда, кажется, таит что-то недоброе. А сам вроде и не злой, не вредный...

- Чего смотрите? - не выдержал Миканор.

Лесун скрыл глазки под густой чернотой бровей.

- Так... Ничего...

- Смотрит, не лучше ли на канаву перебраться! - поддел Зайчик. - Работа там - завидки берут!

- Чтоб ее руки не знали, работу такую! - выругался Вроде Игнат, сидевший на горке земли. - Роешься в грязи, будто черт лозовой...

- Лето, та-скать, не зима. И в болоте, следовательно, не так, как зимой. Тепло, мягко, - хотел пошутить Рудой.

- Ты вот покопайся в этой мякоти!

- А зачем ему! Ему и тут неплохо!

- Я там работаю, куда, следовательно, поставлен! - не сдавался Андрей.

- Завтра и иди! А я вроде на твое место!

- Правильно! По очереди!..

- Но и вы - наработались! - загорелся Миканор. - Только, можно сказать, влезли в болото, намочили постолы...

- А ты ж и того не попробовал!..

- Почему он не остался там - и дураку ясно! - вступился за Миканора Хоня.

Хоне никто не возразил, и Миканор почувствовал, что человек сказал обидное потому, что его самого обидели. "Не надо было так бросаться, мягче надо было", - упрекнул себя Миканор. Он заговорил, будто оправдываясь:

- Конечно, не секрет - в трясине не сладко! Никто не скажет, что рай! Так разве ж мы не в трясине этой изо дня в день!

- То-то и оно! И без того осточертело! - Игнат добавил: - Гребля эта нам - вроде белая булка, когда и черного хлеба не видишь!

- Как кто, а я так и от этой беды - от белой булки не отказался б, раз уж нет хлеба! - весело сказал Хоня, его поддержали дружным смехом, Когда перестали смеяться, он проговорил задумчиво, серьезно: - Коленей не намочив, видно, ничего не добудешь! Ни булки, ни хлеба черного!

- Это правда! Никто в рот не положит! - поддержал Алеша Губатый.

- Все-таки, грец его, кое-что сделали уже. - Чернушка смотрел на желтеющую полоску гребли. - Немного побыли, а уже сказать - видно кое-что!

- Не очень вроде и видно. Это - как горсть скошенной травы на большом лугу...

- Работы - не секрет - много, - согласился Миканор. - А только ведь не пустая она, на пользу - и людям, и себе!

Вот что, по-моему, главное...

- Потом, конечно, ничего не скажешь, - радоваться будем! Лишь бы вот осилить все! - Алеша Губатый озабоченно задымил цигаркой.

- В том-то и соль вся - чтоб осилить. А потом - потом, конечно, - имея свою греблю - хорошо будет!

- Осилим! - Хоня разлегся на горке песку, потянулся.

Щурясь от солнца, сказал весело: - Это только начинать страшно! - На измазанном торфом лице1 зубы блеснули ослепительно ярко.

- Все выполним, если людей сорганизуем! Надо, Миканор Даметович, записать всех, которые не явились, и, таскать, заставить в обязательном порядке!

- Это правильно! - пробубнил Прокоп Лесун. - Чтоб все работали!

Миканор пообещал, что сегодня же с Грибком, как с членом сельсовета, обязательно обойдет людей, которые не вышли на работу, и узнает, почему их не было, и если надо будет - передаст фамилии в сельсовет.

- Как это в других деревнях в коммуны вступили! - подумал вслух Хоня, все еще щурившийся на солнце. - И трудятся, и живут вместе, дружно, не грызут один другого!

- Всякое, видно, и там, Харитонко, бывает, - сказал Зайчик. - Разве там не люди?

- Люди-то люди. Да в чем-то, может, и не такие...

- Там, та-скать, как семья, которая дружно живет! - начал пояснять Андрей Рудой. - Все, следовательно, как братья, дружные!..

Миканор перебил его:

- Там главное - не секрет - честно работают и честно живут друг с другом. На сознательности всё!

- Я ж и говорю - как дружная семья! - Андрей, державший папиросу деликатно, кончиками пальцев, картинно, тоненькой струйкой выпустил дымок из ноздрей, сказал философски-поучительно: - В болоте, среди лесов пропадаем. Та-скать, как звери какие. Вот и дикость оттого, следовательно!..

- Это правда, грец его, как волки живем. Только и разницы - что у волка берлога...

- А у тебя - хоромы?

- Горе все людское, нехватки, - вздохнул Грибок. - С горя люди кривят душой один перед другим, съесть один другого готовы...

- А по-моему, от тесноты все! - Чувствовалось, что Хоня убежден в этом до конца. - Куда ни кинься - лес, песок, болота. Развернуться, дохнуть негде!

- Житуха, мать его...

- Житуха-то оно конечно, да и сами - виноваты!

Курили, молча думали каждый о своем, кое-кто дремал.

Зайчик первым разбил задумчивое молчание:

- Это ж, кажется, никогда еще не было, чтоб столько народу собиралось на какую-нибудь работу вместе! Как в Юровичи на хороший базар, деточки!

- Правду говорили - голова этот Апейка! А олешницких - на подмогу!

- В этом, грец его, вся штука, чтоб народ поднять! А как народ поднимется, так все сделает!